Записки Флэшмена. Том 1.

И каких-нибудь десять дней назад я прохлаждался в сингапурском ресторане, ублажая себя лучшими винами и яствами и пожирая похотливым взором мадам Саббу! И вот теперь, благодаря распутству Элспет, заглядываю в глаза самой смерти, если даже не хуже. «Если выберусь отсюда, – думаю, – разведусь с этой шлюхой, чтоб мне лопнуть!» С моей стороны, глупостью было уже жениться на ней… Тут я, видимо, задремал, потому как увидел ее на залитом солнцем лугу у реки: золотистые пряди стелются по траве, щечки раскраснелись от нашей пылкой первой встречи, губы улыбаются. Это прекрасное белое тело… И тут, подобно черному облаку, во мне вспыхивает воспоминание об ужасной судьбе тех пленниц из Линга. А ведь Элспет в руках тех же жестоких дикарей! В этот самый момент какой-нибудь грязный скот терзает ее, причиняя невыносимые страдания… Я очнулся, задыхаясь и обливаясь холодным потом.

– Они не коснутся тебя, старушка! – прохрипел я в темноте. – Нет, я не позволю! Я…

А что мог я сделать? Ринуться, как Бесстрашный Дик[836], ей на выручку, не взирая на упырей, которых видел на пиратском прао? У меня не хватит мужества – я даже вероятности такой не рассматривал, ибо, скажу вам, преимущество быть трусом до мозга костей, вроде меня, состоит в том, что принимаешь себя как данность и не терзаешься ни малейшими угрызениями совести. Это действует, и ни разу не упрекнул я себя в гибели Хадсона, Икбала или еще какого-нибудь благородного героя, смерть которого послужила мне ступенькой на пути к безопасности. Но Элспет… И в этой грязной кочегарке передо мной встал ужасный вопрос: если бы речь шла о моей или ее шкуре – я бы тогда тоже поджал хвост? Ответа я не знал, но мог догадываться, если судить по послужному списку, и на миг альтернатива смерти показалась мне горше ее самой. В голову даже закралась мысль: не достиг ли я предела своего малодушия? Идея оказалась так ужасна, что, зажатый между ней и поджидающими меня впереди опасностями, я зашептал слова молитвы: «О, Боже милостивый, прости мне все ужасные грехи, мною совершенные, и те, что я обязательно совершу, если выберусь из этого ужаса. А лучше просто не обращай на них внимания, Отец наш Небесный, но обрати милость Твою на Элспет и на меня и сохрани нас обоих; если же придется выбирать кого-то из нас, то Х-ста ради, не предоставляй решать мне самому. И какова бы ни была воля Твоя, пусть не буду я страдать и мучиться: если смерть моя спасет ее, устрой все так, чтобы я погиб быстро и не догадывался об этом… Нет, постой-ка: забери лучше Брука – этот у-док давно мечтает о героической кончине и грезит о венце мученика, да и в компании Твоих святых будет куда как уместен. Только сохрани Элспет… И меня тоже, поскольку какой прок мне в ее спасении, если я окажусь мертвым…».

Вы можете счесть это все благочестивой чушью, поскольку Элспет, скорее всего, покоилась в объятиях Соломона на «Королеве Сулу» и опасность ей угрожала в гораздо меньшей степени, нежели мне, но ничто не играет столь причудливых шуток с рассудком и логикой, как страх смерти. Быть может, окажись в ту ночь в Батанг-Лупаре Сократ, ему удалось бы привести мои мысли в порядок. А возможно, ничего у него и не вышло бы: я бы сунул ему в руку кольт и спихнул за борт с приказом драться как ч-т, разыскать попавшую в беду блондинку и дать мне знать, как только все успокоится. Но так, вынужденный полагаться исключительно на свой рассудок, я погрузился в сон.

* * *

[Выдержка из дневника миссис Флэшмен, …августа 1844 г.]

Совершенно кошмарная ночь: жуткая духота и Насекомые – просто беда. Шум, производимый этими Туземцами, невыносим. С какой стати он колотят в свои Гонги после наступления темноты? Без сомнения, тут кроется некая Религиозная Причина; если так, она должна быть весьма серьезной. Спать не могу, даже в Чем Мать Родила, так сильны духота и барабанный шум в воздухе; удивительно даже, как я еще пишу эти строки – бумага совсем отсырела, чернила так и норовят расплыться.