Записки Флэшмена. Том 2.

— Я отчетливо помню, как посоветовал ему класть ставку так, чтобы я мог ее видеть, — говорит Берти. — Но никаких подозрений у меня не зародилось.

— Кто сидел рядом с ним в тот второй вечер?

Ковентри вздрогнул.

— Ну, моя жена, леди Ковентри. Но я уверен, что на одну или две раздачи она уступала свое место леди Флэшмен. Так ведь, Уильямc?

— Ну да, точно, — подтверждает тот, поворачиваясь ко мне. — Я теперь припоминаю: Камминг давал вашей жене советы по поводу ставок. — И криво улыбается. — Они так веселились, знаете ли: она была... ну, насколько понимаю, леди Флэшмен не слишком сильна в игре, и он помогал ей.

— Не думаю, что она заметила неладное, — горько говорит Берти.

Я знал, что он имеет в виду: надень даже Камминг черную маску и прикажи им вывернуть карманы, угрожая пистолетом, Элспет сочла бы это за забавную шутку.

— Ну вот, Флэшмен, — провозглашает Берти. Он рухнул в кресло, олицетворяя собой раздраженное беспокойство. — Теперь вам известно столько, сколько нам. Это не лезет ни в какие ворота: кто-кто, но Гордон-Камминг... — Принц сокрушенно пожал плечами. — Но сомнений не остается... так ведь? — Он почти жалобно воззрился на Ковентри и Уильямса. — Свидетели вполне уверены в том, что говорят?

Уверены дальше некуда, заверили те его, и тогда я задал вопрос, который мог прийти в голову только человеку моего склада:

— А вы ручаетесь, что они не врут?

Ответом стали возмущенные вопли, размахивание рук и все такое.

— Конечно, не врут! — рявкает Берти. — Святые небеса, приятель, кому взбредет на ум изобретать такую чудовищную историю?

— Вроде идеи Билла Камминга сжульничать ради пары совов[1017], — напоминаю я ему. — Но тут получается одно из двух: виноваты либо они, либо он. Если только Ливетт и молодой Уилсон не набрались и не начали видеть, чего не было.

— Боже, Флэшмен! — встревает Уильямc. — Есть ведь и другие свидетели, наблюдавшие за ним на второй вечер! Неужели вы полагаете, что миссис Уилсон или миссис Лайсет Грин могли...

— Нет, генерал. Просто мне известно, насколько часто люди видят то, что хотят видеть. И я не сомневаюсь, что обе леди и Лайсет Грин наблюдали прошлой ночью за Каммингом, будучи убеждены со слов других, что он — шулер. Так вот, — продолжаю я, перекрывая их протесты и реплику Берти, что это чушь, — воля ваша, но я продолжаю утверждать, что Камминг не схвачен за руку достаточно крепко, чтобы убедить меня... Но ему не избежать кучи неприятных вопросов, согласен.

Я перевел взгляд на Берти.

— И раз ваше высочество оказало честь спросить у меня совета, я покорнейше рекомендую вам лично допросить с пристрастием всех пятерых обвинителей и самого Гордон-Камминга прежде, чем слухи распространились дальше.

Поскольку предложение проистекало из элементарного здравого смысла, вознаграждением за него стал набыченный вид, сердитый взгляд и рык королевской особы, поэтому я почел за лучшее откланяться и вышел, оставив трех мудрецов таращиться друг на друга и хором блеять «что же нам теперь делать?» — пять слов, служащие идеальным девизом любой катастрофы. Я слышал их в Кабуле перед отступлением, в Канпуре, на высотах у Северной долины при Балаклаве, и не готов поклясться, что кто-то не твердил их, покуда мы прокладывали свой путь по склону Жирных трав, следуя за Дж. А. Кастером, да покоится с миром его тупая башка. Никто, как водится, не знает ответа, все растерянно переглядываются до тех пор, пока старший по званию (в данном случае — добрый принц Эдуард) не примет в панике решения, неизменно оказывающегося ошибочным.

Я отправился в пустую бильярдную, где, потягивая бренди и катая шары, размышлял над неожиданной, но такой приятной заварушкой, обещающей оживить столь скучный визит. Вам ли не знать, какой скверный из меня подпевала при королевской персоне — если только эта персона не женского пола и не молода, но Скотина Берт сюда точно не вписывается, — как не склонен я наслаждаться обществом выскочек в дебрях Йоркшира (эдакого английского Техаса, населенного безудержными хвастунами с вкраплением пары сносных подающих), когда нечем заняться, кроме как торчать под проливным дождем на ипподроме. Скачки — это здорово, когда молод и сам в них участвуешь, но когда тебе под семьдесят и пропадает желание ездить на чем-либо, кроме «кресла»[1018], они кажутся ничуть не занимательнее воскресной проповеди на гэльском.

И вот недоразумение с баккара, с шикарной возможностью скандала, бесчестья и всеобщего поливания грязью, обещает стать превосходным развлечением — при условии правильной организации, конечно, что вполне даже реально с Берти на грани ужаса, Ковентри и Уильямсом в качестве советчиков и вашим покорным слугой, готовым помаслить при любой возможности крутые ступеньки. Вы можете заметить, что это весьма убогое занятие для человека, игравшего роль ассистента в великом множестве настоящих катастроф, да и действующие лица мелки по сравнению, но я ухватился за шанс. Как говорится в Великой Книге, есть время мчаться под трубный глас с криком «ха-ха!» и время сидеть в сторонке и глядеть, как другие шлепаются в грязь.