Записки фронтовой медсестры

В море было очень много трупов, волны пригоняли их к берегу. Солнце печет, очень хочется пить. Я отошла подальше от трупов, набрала в котелок морской воды, а пить не могу. Какой-то мужчина дает мне сахар: «Расколоти, будет легче пить». Расколотила я тот сахар в котелке с морской водой, напилась, что-то горько-солено-сладкое, меня стошнило. После этой воды я заболела дизентерией.

Однажды кто-то из врачей подошел ко мне и говорит: «Шура, вон в той нише в скалах сидит начальник политотдела нашей дивизии Шафранский. Он тяжело ранен в голову, его нужно перевязать». «Чем же я его перевяжу?» – спрашиваю.

«Набери в котелок морской воды и теми же бинтами и салфетками перевяжешь его, только хорошо отмачивай, у него там лицо, глаза, ему очень больно». Я набрала в котелок воды, увидела Мусю Сулейманову и попросила ее помочь мне. Муся согласилась, и через трупы мы стали пробираться к нише. Кто-то из мужчин нам кричит: «Да становитесь на трупы, им уже не больно, только становитесь на грудь, а не на живот, он мягкий, а грудь твердая». Естественно, на трупы мы не становились. Добрались мы до ниши, я вошла первая, Муся не зашла и я подумала, что она не хочет со мной возиться. У Шафранского была забинтована вся голова, лицо вместе с глазами, он ничего не видел. Повязка вся пропиталась кровью и засохла. Когда я вошла, Шафранский спросил меня: кто вошел, зачем, кто я, как меня зовут, что буду делать. Я назвала ему свою фамилию, имя отчество, сказала, кто я, зачем пришла. Он рассказал, что сам с Ленинграда, а в Ленинграде семья в блокаде, и он о них ничего не знает и очень волнуется. Когда я сняла повязку, все лицо было обожженное и в мелких осколках, лицо опухшее, нос, глаза – все сплылось. Он ничего не видел, глаза не открывались. Те самые окровавленные салфетки я смочила в морской воде, тот самый окровавленный бинт скатала и сделала перевязку. Шафранский очень благодарил меня, что я облегчила ему страдания. Когда я вышла из ниши, то увидела, что Муся Сулейманова лежит убитая, ей осколком снесло череп. Мы уложили ее на плащ-палатку, положили туда два больших камня, чтобы она не всплыла, связали и опустили в море. Когда я вышла из ниши, солнце стояло высоко над горизонтом, и очень пахло трупами, было тяжело дышать.

С нами под скалами была и Мария Карповна Байда, она раненая лежала в МСБ. Ласкин Андрей Иванович – наш комдив, вывел ее из МСБ и сказал: «Сиди здесь и никуда не уходи, я приеду и заберу тебя на эвакуацию». Она ждала-ждала своего командира и уснула, а очнулась – у нее над головой немцы. Немцы куда-то побежали, а она спустилась под скалы. Немцы захватили в плен моряков, у них уже совсем не чем было стрелять. Немцы построили моряков над обрывом, их всех расстреляли, и трупы упали под скалы, туда, где мы сидели. Это была страшная картина. Моряки шли в бой на немцев с камнями в руках. Немцы очень боялись моряков, они называли их «Черные дьяволы».

И так мы просидели под скалами 7 дней, ждали обещанную эскадру, которую никто и не думал за нами посылать. Октябрьский сказал Сталину, что не стоит губить корабли из-за этих людей. На седьмой день немцы стояли наверху над нами и кричали: «Русь, ком!». Мы, естественно, сидели и не двигались. Когда они убедились, что мы уже не стреляем, т. к. уже нечем было, тогда немцы спустились под скалы и прикладами автоматов стали нас выгонять наверх. Привели с собой профессора Кофмана, не знаю, где они его поймали, и он нам переводил, что немцы хотят от нас. Так мы попали в плен. Но прежде, чем нас сдали в плен наши генералы, мы дали звание Героя двум городам – Одессе и Севастополю.

Глава 8. Плен