Читаем Записки гайдзина полностью

Причиной тому была кучка снега, оставленная грейдером посреди перекрестка, этакий длинноватый бугор высотой с нетолстое бревно. Преодоление сего барьера оказалось для подержанного и видавшего виды драндулета задачей не из простых. Федька снова завел двигатель, произвел несколько пробных газований и принялся заново штурмовать каверзную преграду.

Ресторанный певун еле пробивался сквозь рев мотора:

– Колыма...ВЖЖЖЖ...спомина...ВЖЖЖЖЖ...рушку ма...ВЖЖЖЖЖЖ...

У меня запел хор стрельцов:

– Гой, гой, прибодрись!!! Гой, гой, поднимись!!!...

Поток слева остановился и тоже стал болеть за Федьку. Уткнувшиеся в меня справа недовольно бибикали. Решив тогда и следующий ряд миновать первым, я тронулся, наехал передними колесами на бугор и тут же затормозил – потому что от потока слева отделилась белая Тойота и пошла вперед. Ее водитель, видимо, пришел к выводу о нескором завершении федькиных стараний. Но тут драндулет собрал последние лошадиные силы, заревел тремя белугами, перевалил через бугор, как Суворов через Альпы, – и с треском врезался Тойоте прямо в бок.

– Ах, окаянные пропойцы! – заголосил хор стрелецких жен. – Ах, колобродники отпетые!..

Искореженная дверь Тойоты приоткрылась и судорожно замолотила по федькиному бамперу, желая распахнуться. Федька сдал назад. Из Тойоты выпрыгнул водитель, присел на корточки и принялся сканировать вмятину носом. Я поставил машину на ручник и тоже выбрался наружу. Пострадавший обернулся, увидел одного, увидел второго, изменился в лице и пробормотал:

– Иностранные люди...

Поднявшись с корточек, он не очень уверенно произнес:

– Но ведь вы ехали на красный свет, не правда ли?

– Что он говорит? – спросил Федька.

– Говорит, мы ехали на красный.

Федька растерянно посмотрел куда-то вбок и вдруг выпалил, схватив меня за локоть:

– Гляди!!!

Наш светофор горел зеленым.

– Грин! – закричал Федька, обращаясь к пострадавшему и тыча пальцем в светофор. – Лук! Итыс грин!

Пострадавший в недоумении перевел взгляд с иностранных людей на зеленый кружок. Потом обратно на иностранных людей. Потом до него дошло.

– Ноу, – твердо сказал он и помахал перед носом ладонью влево-вправо. – Ноу! Ай гоу грин! Ю гоу рэддо!

– Лук! Лук! – твердил Федька и пронзал пальцем летящие снежинки.

– Ноу! Ноу! – повторял незнакомец и разгонял снежинки ладонью.

Упершиеся в нас машины встречного потока возмущенно сигналили, требуя дорогу.

– Давайте отъедем вон туда, – предложил я, кивнув на продуктовый магазин с широкой площадкой, который был у нас слева по курсу.

– Вы можете по-японски?! – обрадовано воскликнул пострадавший, мигом запрыгнул в свою Тойоту и стал крутить руль влево. Миновав высокие ворота, прокопанные в снежной горе, мы въехали друг за другом на площадку. Она была пуста – лишь одинокий торговый работник колупался на ней с портативной снегоуборочной техникой.

– Маэда! – представился нам водитель Тойоты и выдал обоим по визитной карточке.

– Репейников! – ответно представился Федька. – Профессор.

– Пожалуйте сюда, – сказал господин Маэда и подвел нас к правому боку своей машины. – Это след от столкновения. Ремонт будет стоить очень дорого.

– Правильно, – сказал Федька, когда я перевел. – А столкновение оттого, что вы ехали на красный.

– Давайте вызовем полицию.

– Вызывайте.

Скрипя снегом, наш новый знакомый направился к телефону-автомату.

– Слушай, Федор, – сказал я. – А оно тебе вообще надо? Сейчас приедут, будут тебя час мурыжить, потом штраф выпишут...

– За что штраф?

– За нарушение правил.

– Я не нарушал!.. Ты сам видел – нам зеленый горел.

– Не видел я никакого зеленого.

– А я видел! Он все равно не докажет, у него свидетелей нет. А у меня есть.

– Кто у тебя есть?

– Ты, кто еще...

Маэда что-то говорил в телефон. Федька нагнулся и пощупал бампер своего драндулета.

– Гляди, ту всю сплющило, а моей хоть бы что. Зверь машина! Никто не верит, что я ее за сорок тыщ взял.

– Почему никто? Я верю...

– А вот Абрамыч не верит. Завидует, наверно.

Маэда повесил трубку и подошел к нам.

– Полиция выезжает. Нужно подождать.

Он обозначил легкий поклон и скрылся в своей мятой Тойоте.

– Ну, подождем, – сказал Федька. – Подышим воздухом.

Я побродил минуту по площадке, подошел к снежным воротам и стал смотреть на ползущие мимо машины. Им опять горел зеленый.

– Знать бы тогда, – раздалось у меня за плечом. – И как это, интересно, они его зажгли?

– В полиции узнали, наверное, – предположил я. – Переключили на другой режим. Такие вещи наверняка продуманы.

– Ты как Абрамыч прямо. Ах-ах, у них все продумано!..

– Может, и не все, но многое...

– Лучше б они центральное отопление продумали. И двойные рамы.

– На Хоккайдо двойные...

– У тебя обогреватель в машине хорошо греет?

– Хорошо.

– Пошли залезем, посидим...

– Залезай, сиди. Я подышу еще. В магазин зайду...

– Ну, пошли в магазин.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги