Записки гайдзина

Вот человеческая особь. Две руки, две ноги, туловище, голова, в голове мозг, в мозгу нейроны. Несколько десятков лет, чтобы распорядиться этим хозяйством наилучшим образом и достичь чего-то такого, что не дается даром. Прыгнуть выше головы. Увидеть невидимое. Ответить разом на все вопросы. Не из корыстной цели заработать «спасение», вовсе нет. Скорее, из любознательности. Из спортивной тяги к новому. Из страсти к эксперименту. Из тех стремлений, которые я высоко ценю и иногда замечаю в собственной натуре.

Здесь тоже есть варианты. Можно глотать кактусы, а можно глотать мухоморы. Можно вызывать духов, а можно диагностировать карму. Можно медитировать, а можно левитировать. При большом желании можно все это делать одновременно.

Увы, мне скучно и это. Я не смог прочесть ни одной эзотерической книжки. Со второй страницы мне всякий раз становится ясно: авторы говорят не теми словами и не о том. Если бы меня не забросило в Японию, я по сей день воротил бы нос от всего мистического и восточного. Но когда ты ткнут носом непосредственно в восточное, это получается хуже. После сотого увиденного храма ты уже не турист, ты почти неофит — самое время для неторопливого и придирчивого вникания в предмет. На тысячелетнем древе японского буддизма много ветвей, но за несколько лет вполне можно уяснить, что тебе ближе: декламировать Сутру Лотоса или бормотать мантры, восхвалять Амиду или ждать Майтрейю, предаваться сидячей медитации или разгадывать коаны. Что до меня, то сегодня я знаю точно: лишь последнее из перечисленного смогло бы меня серьезно заинтересовать. Из всех буддийских школ лишь одна-единственная побудила меня проштудировать всю посвященную ей литературу, какую только я смог достать. Лишь дзэн-буддизм толка Риндзай я готов сегодня — нет, не принять и практиковать, какое там! — готов всего лишь отвести ему место в некоторых теоретических допущениях.

У меня — законченного агностика и хронического скептика — есть стойкое ощущение того, что дзэнские учителя не врут. Что сатори — отнюдь не выдумка, призванная наловить побольше страждущих душ и выстроить их под знаменами секты. Что это также не жвачка для ленивых скучающих мозгов и не умственная спекуляция для отвлеченных споров. Что сатори — это реальное и вполне достижимое состояние, определенно стоящее значительных усилий и даже жертв.

Конечно же, я опоздал. Мне следовало родиться в Китае двенадцать столетий назад. В эпоху Тан, в золотой век дзэна. Я застал бы великих учителей, достойных наследников Шестого Патриарха. Ма-цзу, Нань-цюань, Чжао-чжоу, Линь-цзы — какие имена! Гениальные импровизаторы Истины, ходячие генераторы нирваны, полоумные волшебники, пробуждающие ученика криком или хватанием за нос, — как много бы я отдал, чтобы один из этих титанов духа лично занялся моим запущенным сознанием! Поздно, поздно…

Но пусть… Пусть не в эпоху Тан. Пусть чуть позже, в эпоху Сун, когда блестящие импровизации великих мастеров стали сходить на нет и оставаться лишь запечатленными в коанах. Да что там — пусть даже еще позже, пусть хотя бы триста лет назад, в Японии, при Хакуине Экаку — это ведь тоже титан, при нем тоже просветлилось много народу. Если бы я родился вовремя и попал к нему в ученики…

Я обрил бы голову. Я забыл бы, кто я и откуда. Забыл бы всё и вся — помнил бы только о коане, который дал мне учитель. Днем и ночью держал бы в памяти один коан и ничего, кроме коана. Если бы, скажем, это был коан о палке-подтирке, номер двадцать первый в сборнике «Мумонкан», то я денно и нощно думал бы о палке-подтирке. «Что есть Будда?» — «Будда есть палка-подтирка». Так сказал великий Юнь-мэнь, а он знал, что говорил.

Где-то там, в космосе, в нирване, в абсолюте — пребывает Будда. Он победил карму, он прервал цепь перерождений, он величайший и мудрейший, он предикат вечности, мерило всех категорий. И где-то здесь, на суетной земле, в глухой деревне, у стены грязного сортира — стоит кривая бамбуковая палка. Выходит справивший нужду крестьянин, задирает подол, седлает палку, елозит по ней задницей — и вновь прислоняет к стене, чтобы этим многоразовым инструментом могли воспользоваться односельчане.

Палка-подтирка и Будда — одно и то же.

Догадайся, почему.

Я молол бы рис, таскал бы воду и камни, подметал бы монастырский двор, иногда медитировал бы — и постоянно размышлял бы над этим коаном. Регулярно докладывал бы учителю о продвижении. Говорил бы, например, так: нет высокого, и нет низкого, а есть только общее. Получал бы хорошую затрещину — и снова бы шел молоть рис, таскать воду и неотрывно думать о палке-подтирке.