Записки гарибальдийца

– Да ведь есть же здесь кто-нибудь повежливее и поумнее вас, – сказал я ему. – Я хочу, чтоб обо мне доложили, а если этого нельзя добиться, я войду без доклада, – и довольно вежливо оттолкнув храброго инвалида, пошел вперед. Сторож побежал за иной, ругаясь и крича на сколько хватало у него силы: «signor maggiore!»[97] На зов этот выбежал седой майор, без шпаги, с пером в руке и в расстегнутом вицмундире бурбонских офицеров. Не выслушав в чем дело, он прямо накинулся на меня. Потоком резких слов и энергически разводя руками под самым моим носом, он рассчитывал, кажется, совершенно уничтожить меня. Дав ему наговориться вдоволь, я решительно объявил, что не уйду, пока не передам депеш министру или директору, а если этого ни под каким видом нельзя добиться, то удовольствуюсь тем, что он, дежурный майор, даст мне записку, в которой изложит, почему он меня ни к министру, ни к директору допустить не хотел. Майор смягчился.

– Да вы точно с депешами? – спросил он недоверчиво.

– Да, вот они. Если хотите, отнесите их сами, только не медля ни минуты, потому что к вечеру я должен быть в Санта-Марии.

Майор взял бумаги, и через пять минуть объявил мне, что директор требует меня к себе. Должность директора военного министерства соответствует должности товарища министра и начальника исполнительного департамента. В это время при Козенце в качестве директора был Дзамбеккари[98], ученый артиллерист и один из героев Римской республики 1848 г. Дзамбеккари очень стар и дряхл на вид; сколько численно ему лет, я не знаю. Он родом из Болоньи, но говорит по-итальянски правильно, хотя и сохранил резкое произношение, вместе с добродушной бесцеремонностью и prusquerie[99] романьолов.

Я знал его еще прежде во Флоренции, где он принимал деятельное участие в организации ученой части экспедиции Никотеры. Он меня узнал тотчас же, и мы встретились как старые знакомые. Он передал своему секретарю привезенные мной депеши, и пока тот написал все нужные распоряжение, Дзамбеккари подробно расспрашивал о ходе дел на аванпостах и о некоторых находившихся там своих знакомых. Я рассказал ему весь план своих укреплений; он очень восстал против помещения центральной батареи под аркой.

– У бурбонов хорошая артиллерия, и если они повалят арку, то всех вас раздавят, как мышей.

Я возражал на это, приводил в виде аргумента прочность этой постройки, и что я не мог не воспользоваться этим природным блиндажом.

– Я этой арки не видал; надеюсь, впрочем, что вы не опрометчиво решились на это, – сказал он.

Секретарь принес ему бумаги, он подписал их и подал мне. Я отправился.

По делу о мешках мне нужно было идти в инженерное депо, находящееся на Монте-Кальварио, то есть не очень далеко от министерства, но приходилось взбираться вверх, а это стоило порядочного конца.

В канцелярии я не нашел никого, и меня проводили на квартиру магазинного смотрителя, состоявшего в чине полковника бурбонской службы. Я застал этого почтенного штаб-офицера за обедом, в кругу всего семейства, состоявшего из порядочного количества детей разной величины и обоего пола. Прочитав бумагу министерства, он тотчас же откомандировал своего старшего сына, мальчика лет пятнадцати, распорядиться об отправке требуемого числа мешков, помимо всякой формальности, с двухчасовым поездом в Санта-Марию.

Было около половины второго. Я имел право возвратиться на аванпосты и решился им воспользоваться.

На Толедо, в одном из переулков, я нанимал маленькую комнатку, в которой оставались все мои пожитки, я тотчас же отправился туда. Это было нечто в роде hôtel garni[100] не из первоклассных. Внизу меня встретил толстяк хозяин и тотчас же спросил: «Правда ли, что Франческо должен возвратиться в Неаполь к своим именинам?»[101]. Я отвечал, что не знаю, должен ли он это сделать или нет, но несколько сомневаюсь, может ли он исполнить этот долг.

– Ну слава Богу! А то нас тут так напугали! Я уже собрал все свои вещи, и привел по возможности в порядок все свои дела, чтоб уехать, чуть только что-нибудь случится. Кстати, – прибавил он мимоходом, – вы не рассердитесь: я в вашей комнате поместил из ваших же. Он очень хороший человек; майор и без ноги; при Палермо, ему пушкой оторвало ее.