Записки гарибальдийца

Окончание этого дела я узнал уже потом. И тут, как всегда, дух грабежа и отсутствие дисциплины погубили бурбонское войско. Авангард их, почти не встретив сопротивления, дошел до площади и завладел дворцом, где помещались наши магазины. Вместо того, чтобы воспользоваться преимуществом своего положения и помогать своим, они принялись расхищать находившиеся там вещи. Наши небольшими кучками собрались на площади, готовясь дать нападавшим геройский отпор. Отряд кавалерии собирался атаковать их и открыть дорогу своим. Между тем, благодаря распорядительности старших гарибальдийских офицеров, были вывезены на площадь две небольшие пушки. Их скоро уставили против неприятельской конницы и дали залп. Бурбонцы с первого же раза поворотили и бросились бежать, потоптав шедшую за ними пехоту. Наши в беспорядке бросились на них. В узкой улице началась резня. Выходы были заперты, пощады не давали; напрасно несчастные бросали ружья: офицеры не могли сдержать остервенившихся солдат. Вчерашние подвиги бурбонцев были еще слишком свежи в памяти; мстительные итальянцы не прощали их варварского обхождения с пленными. «Это не солдаты, а разбойники! Их всех нужно истребить!» – кричали они. «Вчера они живьем сожгли наших раненых!» – напоминал один. «Они переоделись в красные рубашки и воровским образом хотели завладеть нашим Гарибальди». И дорого платили несчастные за этот неудачный маскарад. Около часу продолжалась резня…

Больше двух тысяч пленных, артиллерия и лошади достались в наши руки. Несколько сот разбежались в горы и за ними отправились на охоту. Между пленными были два генерала и несколько полковников. Колонна эта не имела главноначальствующего. Так печально окончилось это предприятие, на которое бурбонцы употребили столько сил и на которое так твердо надеялись.

В Неаполе, нас встретили плац-офицеры и в извозчичьих колясках отвезли нас на наши квартиры. Город был украшен флагами. По улицам ходили толпы с криками и музыкой. За нашими колясками бежала толпа, крича: «Viva Garibaldi» и «Победители при Вольтурно».

Мой толстый амфитрион выбежал ко мне навстречу. Он похудел после нашего последнего свидания; жаловался на хлопоты и тревоги.

– Вчера и вообразить невозможно, что мы всё здесь вынесли, – рассказывал он, – говорили, что Джиджилло[127] непременно вернется; демонстрацию ему приготовили. Я уже собирался приготовить белое знамя с проклятой яичницей[128].

Реакционеры действительно были твердо убеждены, что дело 1-го октября решится в пользу бурбонцев. Со своей стороны, они приготовляли в самом Неаполе реакционное движение и распускали тревожные слухи. Национальная гвардия всю ночь стояла под ружьем, и многочисленные патрули обходили город по всем направлениям. Говорили, что Гарибальди убит еще при начале сражения, и что вместо его солдатам показывали его секретаря, который действительно напоминает его лицом и фигурой. Известию о победе доверяли мало; впрочем, и нас самих оно поразило неожиданностью.

На следующий день, приезд Гарибальди совершенно успокоил неаполитанцев. Некоторые из реакционеров сильно раскаялись потом, что, легко отдавшись надежде, сняли с себя маску.

Если бы Гарибальди 1-го октября имел хотя небольшой резерв, волонтеры в тот же вечер и без выстрела могли бы войти в Капую по следам бежавших ее защитников; но всё наше войско было до того измучено, что нельзя было и думать о преследовании. Мильбиц собрал всю бывшую в его распоряжении кавалерию, – не набралось восьмидесяти человек, – и приказал им прогнать рассыпанных там и сям бурбонских егерей. Те прогнали их до самой крепости, но были встречены оттуда выстрелами и возвратились. Этим и кончился этот достопамятный день. На Сант-Анджело некоторые позиции были заняты бурбонцами и отбиты на следующий день.

Выгоды, доставленные нам победой, были очень значительны и вполне вознаграждали за все потери. Нечего и говорить о том, что бурбонцы совершенно оставили всякую попытку действовать наступательно. Капуя не могла держаться. У нас была порядочная артиллерия, отбитая в этот день у неприятеля, но бомбардировать было не в правилах Гарибальди. Принялись за устройство моста через Вольтурно по проекту прусского инженера Гофмана. Ждали прибытия Чальдини[129], и Неаполь общей подачей голосов приглашал нового короля Италии в свои стены.

XIV. Зуавы