Записки гарибальдийца

Когда началась бомбардировка Неаполя, Карлуччо несколько дней просидел дома. Раз вечером, отец его не возвратился, и прождав его напрасно всю ночь, Карлуччо на утро отправился на поиски.

Гремела перестрелка, по улицам стояли баррикады. На Largo del Palazzo, у входа на Толедо, Карлуччо увидел на мостовой, в кучке убитых, труп своего отца. В совершенном отчаянии упал он на эти последние останки того, что ему еще было дорого на свете. Ему недолго пришлось однако предаваться своему отчаянию. Батальон швейцарцев штыками разгонял национальную гвардию, усиленную пристававшими к ней гражданами и ладзаронами. Карлуччо поднял валявшееся на мостовой ружье и бросился в ряды защищавшихся. Швейцарцы одержали верх. Защищавшиеся бросились бежать, оставив много убитых и раненых. Карлуччо скрылся в одном из примыкающих к Толедо переулков, раненый в грудь, но еще имевший силы держаться на ногах. У одного дома увидел он молодую женщину, плававшую в собственной крови. Он схватил ее на руки, и пустился снова бежать, сам не зная куда. Женщина между тем очнулась. От нее он узнал ее адрес и отнес ее в ее квартиру. Тут силы ему изменили, и он упал замертво.

Болезнь его была продолжительна; всё это время он оставался в квартире спасенной им женщины, оправившейся прежде его. Она и сестра ее очень усердно за ним ухаживали. Когда здоровье его несколько оправилось, он хотел возвратиться в свой дом, но его удержали, потому что ему было бы небезопасно показаться в своем доме. Между тем Карлуччо узнал, что Клариче (имя раненой женщины) была жена господина, вовсе не враждебно относившегося к новому правительству, и даже занимавшего очень почетное место в новой администрации.

Скоро он горячо полюбил Клариче, и она стала к нему неравнодушна. Когда здоровье его совершенно поправилось, муж Клариче обратил всё его имение в деньги и доставил ему средства бежать из Неаполя. Клариче, тайно от мужа, последовала за ним во Флоренцию.

Счастье преступных любовников было непродолжительно. Клариче, страстно его любившая, не могла ни на минуту забыть оставленного мужа. Жизнь этой женщины была отравлена и надломлена. Привыкшая к достатку и роскоши, она не могла переносить бедной, рабочей жизни, которую пришлось ей делить с несчастным Карлуччо. За каждую минуту упоения и страсти пришлось платить годами тяжелых страданий.

Здоровье Карлуччо поддалось разрушительному влиянию. Ему пришлось бросить всё, что было ему дорого, но в любви Клариче он находил искупление всему. Силы бедной женщины слабели с каждым годом; однажды зимою она слегла в постель и весной отправилась к праотцам, промучившись несколько месяцев.

На следующий год Карлуччо очутился в числе двадцати пяти товарищей Пизакане. Участь этой отчаянной экспедиции хорошо известна. Главные вожди ее были казнены. Карлуччо, вместе с Никотерой, был осужден на пожизненное заключение в палермитанской тюрьме.

Когда Гарибальди по занятии Палермо освободил узников, Никотера отправился в Геную, а оттуда во Флоренцию, где принял начальство над формировавшейся там бригадой. Карлуччо отправился в Неаполь, распорядился насчет остававшихся у него денег так, как я уже сказал выше, и определился рядовым в войска Гарибальди. Читатели уже знают дальнейшую его участь.

XXIV. Гарибальди

Я сидел на скамейке в Villa Reale, выслушивая длинные тирады об искусстве приятеля моего Дженнаро. Вдруг неистовые крики полились со стороны Киайи. Мы оглянулись: из-за угла вылетела маленькая коляска, в которую была запряжена пара маленьких же лошадей, похожих на вяток. В коляске сидел Гарибальди в своем всегдашнем костюме; за коляской, по обыкновению, бежала толпа, приветствуя экс-диктатора громкими «viva».

Он сидел молча, нахлобучив на глаза свою венгерскую шапочку, и старался не замечать окружавшего. Гарибальди – заклятый враг подобного рода оваций, и каждый раз, когда ему случалось показываться на улице, он испытывал истинное мучение.

Коляска остановилась у подъезда гостиницы, где Гарибальди часто обедал в последнее время. Народ собрался у окон; демонстрация принимала серьезный характер.

Несколько дней перед тем разнеслись слухи об отъезде Гарибальди. Он тщательно скрывал свои намерения даже от приближенных, а между тем не было харчевни в Неаполе, где бы не знали о не совсем дружелюбных отношениях его к новому правительству и о решении его удалиться от всякой деятельности. Все толковали это по-своему, но все единодушно желали, во что бы то ни стало, удержать его в освобожденном им городе.

Отчаянные «viva», раздававшиеся у окон гостиницы, прерывались время от времени длинными фразами, выражавшими сочувствие народа к Гарибальди; раздалось несколько угроз, конечно, не к нему относившихся. Пьемонтские карабинеры попробовали было водворить порядок, но встречены были очень не дружелюбно.

«Parte domani» (он едет завтра), – слышалось повсюду, и волнение усиливалось.

На следующий день, действительно, Гарибальди уехал на свою Капреру, где и теперь мирно занимается садоводством и огородничеством.