Записки гарибальдийца

Теснимые со всех сторон, пробирались они непроходимыми местностями и скоро должны были оставить римскую территорию и перейти в Тоскану. Там тяжесть их положения увеличилась. Австрийцы неутомимо искали и ловили их как диких зверей, и не представлялось другого средства к спасению, как укрыться в маленьких владениях. Все дороги были заняты австрийцами. Повсюду объявлены были приказы Радецкого, которыми запрещалось не только оказывать какую-либо услугу беглецам, но вообще входить с ними в какие бы то ни было сношения. Некоторые из окрестных поселян, которых подозревали в том, что они служили проводниками Гарибальди, и другие, которые будто бы дали ему убежище, были расстреляны австрийцами.

Во время этих трудных переходов Анита умерла в лесу на руках своего мужа и друга его болонца Уго Басси, который вскоре сам попался в руки австрийцев.

Им, наконец, удалось пробраться в Сан-Maрино. Тамошние власти взялись быть посредниками между им и австрийцами. Некоторые из его приверженцев сдались на капитуляцию, которой условия австрийцы не позаботились сдержать. Гарибальди с остальными упорно стремился в Венецию – тогда последний оплот итальянской независимости.

Но и этот план им не удался, несмотря на нечеловеческую стойкость неустрашимого вождя. Самая природа, казалось, действовала заодно с австрийцами. Поднялись бури, но Гарибальди успел пробраться в море и разместить на барки свою небольшую экспедицию. Большая часть этих барок бурей были загнаны в Триест. Гарибальди уцелел один из 4 тысяч, и под разными переодеваньями успел снова пробраться в Ниццу. Но правительство сардинское, несколько обеспокоенное его дружескими отношениями к Мадзини и его популярностью, приказало ему оставить итальянскую территорию. Гарибальди отказался от всякого денежного вспомоществования и возвратился в Америку, но на этот раз он исключительно посвятил себя мирным коммерческим занятиям.

Вот что рассказывает о нем один его соотечественник, видевший его в это время в Нью-Йорке:

«В 1850 г., в одной из тесных улиц Нью-Йорка, возле небольшой свечной фабрики, была табачная лавочка, которую содержал шестидесятилетний генуэзский эмигрант, с красивым и благородным лицом, с экзальтированной речью. Это был Иосиф Авеццана, когда-то генерал, военный министр, член правительства; теперь, для поддержания своего существования, он продавал дешевые сигары. Один из друзей Гарибальди, моряк, бывший в это время в Нью-Йорке, посетил при мне знаменитого партизана. В этой табачной лавочке, он рассказывал нам, что нашел Гарибальди на его фабрике с засученными рукавами, занятого у котла с растопленным салом. «Я очень рад вас видеть, сказал ему Гарибальди, и очень хотел бы пожать вашу руку, но мои все в сале. Кстати, вы застаете меня в очень решительную минуту: я только что разрешил очень важную задачу навигации, очень долго меня занимавшую; и – странное дело! – меня навел на эту важную формулу вот этот котел с салом. Но не в том дело! А, право, я очень рад этому разрешению, потому что я намерен еще погулять по морю, и надеюсь, мы с вами встретимся».

Эти строки я взял из биографии Гарибальди, написанной Леопольдо Спини[198], которую можно рекомендовать желающим покороче ознакомиться с разными подвигами этого великого человека.

Некоторые из биографов Гарибальди утверждают, что во время пребывания своего в Южной Америке (1852–1854) Гарибальди командовал перуанским флотом. Смело могу опровергнуть это показание. Он действительно командовал, но только коммерческим судном, принадлежавшим соотечественнику его Денегри, и на нем совершил путешествие из Лимы в Китай. Потом, на американском судне, он совершил рейс из Лимы в Геную; наконец принял команду над торговым транспортом, правильно плававшим между Ниццой и Марселью, и с особенным вниманием исполнял на нем трудную должность капитана и суперкарга[199]. Таким образом, благодаря экономии и умеренности своих привычек, он составил себе капиталец, который употребил на покупку небольшого клочка земли на Капрере.

Между тем политическое положение Италии изменилось. Освобождение этой страны снова стало представляться не мечтой, и горячие патриоты снова обратили все свои старания на достижение давно предположенной цели. Виктор-Эммануил и Пьемонт стали во главе движения, и Гарибальди примирился окончательно, – к большому сокрушению радикалов, дурно понимавших этот поступок, – и с существующим в Пьемонте образом правления, и с Савойским домом. Гарибальди был деятельным членом почти всех организованных тогда комитетов и патриотических обществ; в прокламациях своих он приглашал всех горячо преданных народному делу действовать заодно с Пьемонтом и с re galantuomo[200], которого он называл единственной надеждой Италии.

Подвиги Гарибальди во время последней войны 1859 г. и его поход в Южную Италию слишком хорошо известны всей Европе. Его несчастный второй брак известен, к сожалению, не менее, а потому я ничего не буду прибавлять к сказанному выше[201].