Записки герцога Лозена

Получив отрицательный ответ, он принял тогда официальный и сановный вид и объявил мне, что он не может разрешить мне остаться в Англии и именем французского короля приказывает мне немедленно выехать на родину. Я ответил ему очень холодно, что не считаю его вправе запрещать мне находиться, где я хочу, и поэтому я буду поступать только сообразно своим желаниям, и что я был бы очень огорчен, если бы он решился на поступок, который вряд ли будет одобрен в высших сферах. Посланник при этих словах сконфузился, а посланница пришла в такую ярость, что поглупела еще на сто процентов, и я положительно чуть не умер от хохота, глядя на нее. Курьер, привезший письма де Ноайлю, привез также мне письмо от де Морепа; он писал в нем довольно подробно о том, что я должен приложить все старания, чтобы остаться в Англии насколько возможно дольше, пока позволят только обстоятельства. Я попросил узнать у короля, через одного из его любимых приближенных, не имеет ли он чего-нибудь против моего пребывания в Лондоне, на что он ответил очень милостиво, что я могу оставаться в Лондоне так долго, как этого захочу сам, и что если я желаю повидать его и поговорить с ним, то могу в среду, в восемь часов утра, встретить его верхом на прогулке в Ричмонде. Я, конечно, воспользовался этим разрешением, он прямо подъехал ко мне и сказал, что очень рад, что может засвидетельствовать в том, что ничего не имеет против того, чтобы я оставался как можно дольше в Англии и уехал бы из нее, уверенный в его личном расположении ко мне, что я могу всегда во всякое время приезжать или уезжать из Лондона, если только я не побоюсь повредить себе этим в глазах моих соотечественников, что меня настолько хорошо знают, что никогда не заподозрят ни в чем дурном. Он лично был очень оскорблен Францией и считал ее поступки неблаговидными, он так разгорячился при этом, что мне пришлось напомнить ему, что я француз. Он кончил разговор тем, что заявил, что никто не был бы ему так приятен для переговоров о мире, как я, и обещал, в случае, если дело дойдет до этого, в точности исполнить тогда все мои советы.

Я, как порядочный человек, уже не мог оставаться больше в Англии, сообщил де Морепа об этом разговоре и просил позволения вернуться немедленно, причем предупредил, что если даже не получу на то согласия, то все равно через месяц уеду из Лондона. Прошел месяц, а ответа на мое заявление я не получил. Я уже собирался уезжать, уже были поданы лошади, как вдруг прискакал курьер с письмом от де Морепа из Испании, в котором он умолял меня пробыть еще хоть шесть недель в Лондоне. Но это не остановило меня, и я уехал. Приехав в Калэ, я немедленно сообщил де Морепа причины, заставившие меня поступить так в данном случае. Он очень рассердился на меня, но никогда не старался отомстить мне за это.

Мой полк стоял в гарнизоне Арш недалеко от Калэ, и я отправился туда вместо того, чтобы ехать в Париж. Я привез с собой одну англичанку и нанял небольшой дом в окрестности Арш. Я очень много занимался своим полком и чувствовал себя в нем превосходно. Герцог де Кроа, под начальством которого я находился, так был доволен мной, что даже простил мне мою любовницу и как-то приехал ко мне пить чай. Мисс Паддок привезла с собой из Англии очень хорошенькую и совершенно молоденькую сестру, которой, очевидно, предстояла такая же участь, как и ее старшей сестре. Мне стало жаль ее: я поместил ее в монастырь в Калэ, нанимал ей учителей и был очень счастлив, когда мне удалось довести ее образование до конца и выдать ее потом замуж за человека, которого она любила.

Хотя я отсутствовал из Парижа, но министры, которым де Вуаэ не переставал толковать, что я способен положительно на все, не оставляли меня в покое и то и дело собирались меня назначить то в одну, то в другую экспедицию, которую они думали предпринять и, наконец, де Вуаэ предложил мне заняться взятием Джерси и Гернси, написал мне очень подробно по этому поводу и советовал навести точные справки относительно этих двух островов и сказал, сколько людей мне понадобится, чтобы атаковать их. Благодаря простой случайности, в мои руки попали весьма подробные записки, относящиеся к положению дел на обоих островах, и я послал их де Вуаэ, причем написал, что если мне дадут три тысячи порядочных солдат и обещают держать все дело в секрете, я надеюсь овладеть обоими этими островами. В Версале наконец решились окончательно занять оба эти острова, которым почему-то придавали большое значение, и действительно, захват их оказал бы огромную пользу нашей торговле. Но прежде надо было спросить согласия маршала де Брогли, который командовал соединенным отрядом и находился в лагере около Восьэ. Он высказался решительно против этого, хотя ничего ровно не понимал в этом деле; он уверял, что здесь надо, по крайней мере, десять тысяч человек солдат и несколько офицеров генерального штаба. Это так возмутило министров, что они решили лучше совсем бросить этот вопрос, чем ссориться из-за него.