Читаем Записки графа Е.Ф.Комаровского полностью

Кончина императора Александра 1–14 декабря 1825 года — Командировка в Москву с объявлением о восшествии на престол Николая I — Присяга в Москве — Возвращение в Петербург. Награды — Прибытие тела покойного государя в столицу — Кончина вдовствующей императрицы Елисаветы Алексеевны — Поздравления иностранных держав с восшествием на престол — Эрцгерцог Фердинанд в Петербурге — Верховный суд над преступниками — Коронация императора Николая I — Замужество дочери — Кончина императрицы Марии Феодоровны — Прошение об увольнении от звания командира отдельного корпуса внутренней стражи — Болезнь и отпуск — Женитьба сына и рождение внучат — Дела семейные


Когда о болезни государя сделалось известно, я всякий день ездил в Зимний дворец, чтобы узнавать о получаемых о том сведениях. В одно утро я приезжаю во дворец и при входе в первую комнату вижу фельдъегеря с сумкой на груди; я спрашиваю у него, откуда он приехал. Он мне отвечал:

— Из Таганрога.

Я продолжал:

— Каков государь?

Фельдъегерь тихо мне сказал:

— Скончался.

Я не могу изобразить, что я почувствовал, услышавши сию ужаснейшую весть. Я первого встретил флигель-адъютанта Дурново, который в слезах мне говорил:

— Не угодно ли вам, граф, идти вместе со мной в большую церковь присягать императору Константину Павловичу; великий князь Николай Павлович уже присягнул. В большой придворной церкви находился священник, и поставлен был аналой, на котором лежал крест, Евангелие и присяжный лист; и я, присягнув, на нем подписался.

В день восшествия на престол императора Николая Павловича, 14 декабря 1825 года, после присяги, я возвратился домой с тем, чтобы в час пополудни ехать опять во дворец к молебну. Желая иметь обнародованный по сему случаю манифест, я послал купить один экземпляр оного в сенатскую типографию старшего адъютанта штаба моего, поручика Жукова. Он через несколько времени возвращается и с встревоженным видом говорит мне:

— Бунт! Вся площадь Сенатская наполнена солдатами, которые кричат: «Ура, Константин!» И множество еще со всех сторон бегут туда и солдат, и народа.

Я тотчас же приказал заложить себе карету и поехал к Зимнему дворцу. Площадь уже вся была наполнена народом; я вышел из кареты и, видя государя верхом перед первым батальоном Преображенского полка, удивился, что никого из генералов при нем не было; когда я подошел к его величеству, он мне сказал:

— Представь себе, есть люди, которые, к несчастию, носят один с нами мундир и называют меня самозванцем. Ты слышишь этот крик и выстрелы, но я им покажу, что я не трушу.

Скоро после того я увидел генерал-адъютанта князя Трубецкого, Кутузова, Васильчикова, Левашева и Бенкендорфа, приехавшего донести, что полк конной гвардии идет, и действительно, оный начал выстраиваться спиной к дому князя Лобанова. Между тем крики и выстрелы на Сенатской площади продолжались. С.-Петербургский военный губернатор, граф Милорадович, узнавши о сем возмущении, поехал верхом, чтобы вразумить сию бунтующую толпу, но получил две тяжелые раны, от которых через несколько часов умер. Народ так теснил взводы первого Преображенского батальона, что ему нельзя было подаваться вперед, и мы должны были уговаривать толпу, чтобы дали места. Государь приказал привести для нас верховых лошадей. Вдруг подходит к его величеству один офицер в драгунском мундире, превысокого роста, у коего голова завязана платком. Государь спрашивает:

— Кто вы?

— Я штабс-капитан Якубович, — отвечал он, — пришел к вашему величеству с повинной головой; я сделался изменником против воли. Идучи по Вознесенской улице, я вижу, что несколько взводов лейб-гвардии Московского полка бегут и кричат: «Ура, Константин!» Они окружили меня и заставили кричать тоже; я не слыхал о восшествии вашего величества на престол и думал, что войска собираются для присяги Константину Павловичу, но, придя с ними на Сенатскую площадь, я приметил в войсках неустройство; не видя ни одного генерала и узнав, что ваше величество находится здесь, я пришел предстать пред вами.

Государь на сие сказал Якубовичу:

— Так как вы уже там были, то я приказываю вам возвратиться опять к ним и сказать от моего имени, что если все находящиеся на площади войска положат ружья и сдадутся, то я их прощаю.

Якубович на сие отвечал:

— Я пойду и ручаюсь, что исполню приказание вашего величества, но только знаю, что живой не возвращусь.

Некоторые из слышавших сие сказали:

— Прекрасно!

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека мемуаров

Голоса Серебряного века. Поэт о поэтах
Голоса Серебряного века. Поэт о поэтах

Ольга Алексеевна Мочалова (1898–1978) — поэтесса, чьи стихи в советское время почти не печатались. М. И. Цветаева, имея в виду это обстоятельство, говорила о ней: «Вы — большой поэт… Но Вы — поэт без второго рождения, а оно должно быть».Воспоминания О. А. Мочаловой привлекают обилием громких литературных имен, среди которых Н. Гумилев и Вяч. Иванов, В. Брюсов и К. Бальмонт, А. Блок и А. Белый, А. Ахматова и М. Цветаева. И хотя записки — лишь «картинки, штрихи, реплики», которые сохранила память автора, они по-новому освещают и оживляют образы поэтических знаменитостей.Предлагаемая книга нетрадиционна по форме: кроме личных впечатлений о событиях, свидетельницей которых была поэтесса, в ней звучат многочисленные голоса ее современников — высказывания разных лиц о поэтах, собранные автором.Книга иллюстрирована редкими фотографиями из фондов РГАЛИ.

Алла Львовна Евстигнеева , Ольга Алексеевна Мочалова

Биографии и Мемуары / Поэзия / Стихи и поэзия / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза