Записки графа Сегюра о пребывании его в России в царствование Екатерины II. 1785-1789

Разумеется, шведский король, даже в случае успеха, нападая один на Россию, должен был ожидать, что будет подавлен силою мощной монархии. Но, с другой стороны, были для него и благоприятные обстоятельства. Так как, в следствие непостижимой беззаботности русских, он заставал их врасплох, то ему довольно удобно было хоть ненадолго овладеть Петербургом и Лифляндией. Весь этот край был защищен только двумя полками. Предполагаемый 26 000 корпус собственно состоял из 6000 солдат, и со всевозможными усилиями нельзя было удвоить это число менее, чем в две недели. Шведам нужно было смело и быстро идти на удачу; но Густав, решительный на словах, был медлен на деле.

Однако же мы ежеминутно ожидали его прихода. Слышно было, что он заранее пригласил стокгольмских дам на бал в Петергофе и на молебен, который собирался отслужить в петербургском соборе в назначенный им день, в очень скором временя. В столице было смутно, тревожно. Готовились, снаряжали войско и учили новобранцев из слуг и ремесленников, молодых и старых. У меня еще хранится одна карикатура из того времени, на которой представлены смешные, огромные рекруты, обучаемые детьми из корпусов: кадеты становятся на скамьи и на стулья, вытягивают, муштруют этих неотесанных, длиннобородых великанов и вздевают им ружья на плечи. Скоро пришла весть, что король подошел к Нейшлоту и обстреливает форт, и что армия его идет на Фридрихсгам, который не может быть защищен против серьезного нападения. Тогда разнесся слух, что во дворце тревога, что там укладывают все серебро, драгоценности, бриллианты, бумаги из кабинета, что везде подготовлены лошади, и что государыня, испуганная и без средств защиты, уедет ночью в Москву.

В эту критическую минуту затруднительно было положение иностранных министров. Каждый из них держал наготове курьера, боясь еще послать ложное известие, если не исполнятся ожидания; с другой стороны, смешно же было не извещать свое правительство о таком происшествии и ждать для этого, чтобы оно совершилось. Находясь в подобной неизвестности, я отправился в эрмитаж, в надежде, что неосторожное слово или счастливый случай рассеют мои сомнения. Так и случилось. Только что императрица меня увидела, как подозвала к себе.  Поговорив сперва о вещах ничтожных, она сказала мне потом: «Дипломаты, вероятно, теряются теперь в предположениях; много слышно толков в городе?»

На этот вопрос я решился ответить несколько резким оборотом мысли, стараясь при том заметить впечатление, какое произведут мои слова: «Разнесся слух, ваше величество, — сказал я, — слух очень важный, очень странный, но передаваемый за верное, что вы в эту или следующую ночь уедете в Москву».

«Что ж, вы поверили, граф?» — сказала императрица с невозмутимым равнодушием.

«Государыня, источник этого слуха дает ему некоторую вероятность; но, зная вас, я сомневаюсь».

«И хорошо делаете, — возразила государыня, — слушайте: я приказала выставить на всех станциях по дороге в Москву по 500 лошадей, чтобы перевести сюда войска, которые я вы­требовала: вот из чего вышли эти толки. Я не еду, будьте уверены. Я знаю, что ваши товарищи дипломаты теперь в немалом затруднении и не знают на что решиться, писать им или молчать? Я выведу вас из затруднения: вам дело виднее, чем другим. Пишите же вашему двору, что я остаюсь в столице, и что если я выйду отсюда, так только навстречу королю».

Как бы то ни было, она осталась. Нолькен, шведский министр, получил приказание удалиться; но он отвечал, как Разумовский, что ожидает предписаний короля.

22 июля русский  флот  встретился и сразился с шведским. Бой был кровавый, каждый из  флотов лишился по кораблю и приписывал себе победу. Адмирал Грейг был слегка ранен, но оставался на море, между тем как герцог Зюдерманландский должен был удалиться в шведские порты. Эта битва, под Гохландом, показалась достаточно  выгодною  русским, так что было отслужено молебствие, на котором и я присутствовал. Густав III, неизвестно почему медливший, потерял, стоя под Фридрихсгамом, три недели драгоценного времени. Великий князь Павел Петрович отправился в  Финляндскую  армию, стоявшую у Выборга; армия эта, усиленная, уже состояла из 12 000 человек. Великому князю пришлось быть свидетелем только легких сшибок: с обеих сторон много грозили, но  мало дрались. Торжеству столицы несколько помешало возвращение в Кронштадта трех военных кораблей, весьма пострадавших.