Записки графа Сегюра о пребывании его в России в царствование Екатерины II. 1785-1789

Я с жаром опровергал ее неосновательное мнение обо мне и моих чувствах к ней. «Стало быть, ваше величество, — отвечал я, — вы считаете меня человеком слепым, неблагодарным, безрассудным и с грубым вкусом. Я даже, к моему горю, принужден видеть в этом остаток вашего предубеждения вообще против всех французов, но они не заслуживают такого неосновательного осуждения. Нигде вас так не уважают и не ценят, как во Франции, и в этом отношении я верный представитель своих соотечественников. К искреннему моему сожалению, я должен буду на время уехать по возвращении вашем в Петербург, но если вам угодно, чтобы я ехал ранее, то это будет для меня то же, что ссылка».

«Я этого вовсе не хочу, — сказала она с улыбкою. — Напротив того, мне бы хотелось, чтобы вы всегда могли быть при мне, и вы это очень хорошо знаете. Хоть я немножко и посердилась на вас по случаю недавнего посещения, которым меня удостоили ваши умные ученики, бородатые турки, но теперь моя досада прошла совершенно». После этого она стала говорить о предложениях, сделанных ею Порте, и между прочим сказала: «Король увидит, что я уступчива, искренне желаю мира и вовсе не так честолюбива, как обыкновенно полагают». С этой поры государыня была со мною снова очень любезна и приветлива.

Впрочем, когда разошлись от императрицы, Иосиф II, желая воспользоваться прекрасною ночью, взял меня под руку и отправился со мною гулять. Мы довольно долго ходили по этой обширной равнине, где взор не находил преград. При виде нескольких верблюдов и татарских пастухов, бродивших в степи, император сказал мне; «Какое странное путешествие! Кто бы мог подумать, что я вместе с Екатериною II, французским и английским посланниками буду бродить по татарским степям! Это совершенно новая страница в истории…»

«Мне скорее кажется, — отвечал я, — что эта страница из «Тысячи и одной ночи», что меня зовут Джафаром, и что я прогуливаюсь с халифом Гаруном Аль-Рашидом, по обыкновению своему, переодетым».

Чрез несколько минут после того император вдруг остановился и, протирая себе глаза, сказал: «Право, я не знаю, наяву ли это, или ваши слова о «Тысяче и одной ночи», подействовали на мое воображение: посмотрите в ту сторону…»

Я обернулся, и предмет, поразивший его, и мне показался не менее странным. В самом деле, шагах в 200 от нас высокая, огромная палатка сама собою двигалась по земле и приближалась к нам. Несмотря на высокую траву, мы тотчас же побежали, чтобы поближе посмотреть на это диво. Палатка остановилась, и из нее вышло до 30 человек калмыков. Император приказал мне войти и вероятно знаками объяснил калмыкам, чтоб они вошли за мною и опустили занавес, которым закрывали вход в палатку; таким образом император, в шутку, сделал меня пленником калмыков. Тогда я понял все. Вот устройство их жилищ: из планок делается решетка и составляется круглая загородка, около 4 футов вышиною, сдерживаемая сверху деревянным обручем, который образует карниз. На этом круге утверждают длинные шесты, футов в 30, которые на вершине скрепляются деревянным кружком. Вся эта решетка затягивается ремнями. Этот остов накрывается верблюжьей кожею до земли. Покрывало это подымают с той стороны, которая защищена от ветра и солнца. Куски той же кожи служат вместо кровати и диванов. Наверху оставляют отверстие для дыма. В таком шатре удобно помещается до 30 человек, а вокруг них располагается их скот. Когда они оставляют место кочевья, то снимают покрывало, разбирают подставки, складывают решетку в связки, и все это сваливают на телегу. Но если калмыки хотят только переменить место для того, чтобы найти лучшее пастбище скоту, то, не расстраивая своего жилья, став внутри палатки и обращаясь все в одну сторону, приподнимают на себе решетку и таким образом переносят эти легкие дома. Именно этот перенос и послужил причиною нашего удивления, когда мы вдруг увидели движущийся шатер, между тем как не видно было ни людей, ни животных, двигавших его. После того как я прошел несколько шагов под шатром, меня выпустили, и я увидел императора, смеявшегося над моим заключением. Он сам вошел в шатер и согласился со мной, что это жилье довольно уютно для тех, кто привык к нему, и что оно может служить хорошею защитою от всяких непогод, во всякое время года.

На другой день мы достигли узкого Перекопского перешейка, отделяющего Черное море от Азовского. Он перерезан от одного моря к другому стеною и рвом. Здесь видно каменное четырехугольное укрепление и поселение, состоящее из нескольких домишек. Перекоп есть ключ и ворота ко входу в Крымский полуостров, которому новая владычица его возвратила старинное название Тавриды…