Записки графини Варвары Николаевны Головиной (1766–1819)

Г-жа де-Тарант повела меня однажды с собой к г-же X., и тогда я собственными глазами увидела редкий пример благочестия и милосердия, о котором она мне рассказывала. Мы совершили это путешествие пешком во время сильного дождя. Я была рада, что страдала, отправляясь в эту школу терпения, покорности и самозабвения. Г-жа X. приняла меня с участием, которым я обязана посредству г-жи де-Монтагю. Я предложила ей несколько луидоров для ее бедных; она попросила передать их г-ну Шарль. Я осталась с достойным отцом, чтобы дать возможность г-же X. говорить свободно с г-жей де-Тарант. Лицо г-на Шарль вполне соответствовало тому, что он говорил. Я была тронута до глубины души тем, что он говорил мне; я сохранила об этом воспоминание, которое часто восстает в моей памяти. Многие возражали г-же де-Тарант относительно возможности некоторых фактов, рассказанных г-жею X. Так, например, говорили о невозможности обедни в темнице. Но как же не верить словам добродетельного человека, который не ищет одобрения толпы, который презирает богатства и почести и думает только о благе ближнего и о религии, и который скрывает свои благодеяния с полным смирением? Священник подтвердил все рассказанные г-жей X. обстоятельства г-же де-Тарант в то время, как он шел в алтарь. Разве может произнести в такой момент подобную клятву лицо, способное только облегчать и утешать в несчастий? Мы знаем наверное, что королева причастилась Св. Таин, и что стража ее последовала ее примеру.

Накануне своего отъезда, г-жа де-Тарант, простояв обедню в своей молельне, которая была отслужена г-ном Шарлем, простилась с г-жей X. Она сохранила самое утешительное воспоминание о пяти или шести визитах, которые она сделала в этом священном месте. Г-жа X. была знакома с Робеспьером и говорила с ним очень свободно; он знал, о чем она постоянно хлопочет, и не стеснялся с ней нисколько.

Мне рассказывали об одной трогательной смерти, которая случилась как раз накануне моего приезда в Париж. Она слишком замечательна, чтобы не найти себе места в моих воспоминаниях. Герцогиня Дудовиль, настолько же прекрасная, как и добродетельная, имела сына и дочь, которых она боготворила. Дочь она выдала замуж за г-на Растиньяк. Эта молодая дама была счастлива и с увлечением предалась всем развлечением и честным удовольствиям, которые мог доставить ей свет. С детства она страшно привязалась к г-же Эстурмель, которая вскоре умерла, благодаря ужасному случаю. Она была беременна вторым ребёнком и однажды утром, лежа в постеле, она позвала своего двухлетнего сына, чтобы он поиграл около нее. Он потянулся к звонку, который находился за кроватью, упал на живот матери и надавил на него. Несчастная молодая женщина вскрикнула, впала в бессознательное состояние и вскоре умерла. Это несчастие произвело сильное впечатление на ребенка, который был невинной его причиной, и он скоро последовал за матерью в могилу. Г-жа Растиньяк была страшно тронута потерей своей подруги; она отправилась к скульптору и попросила его, чтобы он снял маску с лица умершей. Она пристально посмотрела на художника и сказала ему уходя: «скоро вы придете снимать и с меня маску». Немного времени спустя, ее здоровье стало портиться, болезнь быстро развилась. Ее отец, мать и все родственники были убиты беспокойством. Ее любовь к матери становилась еще более страстною по мере того, как ее физическия силы ослабевали; она просила не оставлять ее ни на минуту, но, как только она ее не видела, она говорила: «пусть позовут моего ангела, мне она нужна, я учусь у нее покорности». Сделали консультацию из лучших докторов. В это время г-жа Дудовиль не покидала дочери, и муж ее доллсен был узнать от докторов, на что можно было надеяться.