Записки графини Варвары Николаевны Головиной (1766–1819)

Вид новороссийских степей был для меня совершенно новым зрелищем. Направо беспредельная равнина, вокруг ни одного дерева, ни одного жилища, кроме казачьих постов, почтовых станций, на выжженной от солнца земле кое-где виднеются прекрасные полевые цветы; налево — довольно возвышенная местность. Казачьи посты представляли собой землянки, соломенные крыши которых торчали из-под земли на подобие сахарных голов; их окружали воткнутые в землю пики, блестевшие на солнце, как звезды. Ночью я остановилась у одной из таких землянок для смены лошадей: луна сияла восхитительным блеском, погода была отличная; я вышла из экипажа; в это время я услышала звуки бандуры, выходившие протяжными, как бы из земли, во всем было что-то магическое; кроме этих мелодичных звуков, вокруг — безусловная тишина. Я почти рассердилась, что нужно было ехать дальше, но все было готово для продолжения пути, и я волей-неволей должна была ехать. Преобладающее, не вполне ясное для нас, желание заставляет нас забывать настоящее, все кажется ничтожным перед ним, душа наша стремится вырваться из круга обычной жизни. На другой день у меня не оказалось провизии, пришлось взять обед у казаков; подойдя к одной из землянок, — я услышала чьи-то радостные крики: «Да здравствует Екатерина Великая, да здравствует мать наша, которая кормит и прославляет нас. Да здравствует Екатерина!» Эти слова приковали меня к месту: я не могла их слышать без внутреннего волнения. Никогда я не испытывала восторга более искреннего и более сознательного. Это выражение верноподданнических чувств в степи, в 2000 верстах от столицы, было поистине трогательно. Я спустилась в землянку, где шел веселый свадебный пир. Мне предложили выпить, но я попросила дать мне поесть. Тотчас при мне стали печь пироги особого рода: они состояли из ржаной муки, смешанной с водой; это тесто гладко раскатывалось, в средину клали творог, завертывали края и затем клали в кипящую воду, и через 10 минут они были готовы. Я проглотила их 6 штук, найдя их превосходными; мои спутники сделали то же самое, и мы отправились в путь. После двухчасовой езды я опять остановилась у другого поста, так как, несмотря на то, что я съела шесть пирогов, я была еще очень голодна. Приотворив каретную дверцу, я увидела у подножия горы, под маленькой палаткой, господина, сидящего за столом и евшего с большим аппетитом. Я послала узнать, кто это. Оказалось, что это был полковник Рибопьер[60], которого я знала и которого я очень любила; я послала сказать ему, что умираю от голода и прошу его уступить мне часть обеда. Узнав меня, он сейчас же подбежал к моему экипажу, принеся с собой половину жареного гуся, вина и воды. Он был в восторге, что мог оказать мне эту маленькую услугу, а я была очень довольна быть у него в долгу. Я была очень рада встретить в армии этого прекрасного человека. Он был несчастлив, искал опасности и был убит при осаде Измаила.