Разлука обеих великих княгинь была очень трогательна. В виду задуманного ими плана разлука эта должна была быть долговременной и, может быть, вечной; но те, которые присутствовали при их расставании и знали, что великой княгине Анне назначено вернуться осенью, приписывали горе обеих великих княгинь беспокойству, внушаемому положением великой княгини Елисаветы, которая ожидала наступления первых родов. Между тем беременность великой княгини Елисаветы шла прежним, нормальным, обычным путем. Я получала сведения о великой княгине от моего мужа, который имел честь видать ее часто. Я встретила ее как-то весною в Летнем саду, где мы гуляли с графиней Толстой и принцессой Тарант. Великую княгиню сопровождала княжна Волконская, одна из ее фрейлин. Я осмеливалась говорить с великой княгиней об ужасном предчувствии, наполнявшем мое сердце, и просила ее передать мне обратно все бумаги, полученные ею от меня. Великая княгиня сказала, что уже сожгла их, и приказала мне возвратить также и ее бумаги. Я отказалась исполнить ее требование, прибавив, что все ее бумаги будут ей наверное возвращены после моей смерти.
Строжайший приказ отдан был на почте Растопчиным не отправлять невскрытым ни одного из писем великих княгинь, которые они могут писать друг другу. За несколько времени до отъезда великой княгини Анны, чиновник, которого великая княгиня знала только по фамилии, нашел средство дать им знать о том, прибавив, что он умоляет их не употреблять ни симпатических чернил и никаких других средств, принятых во избежание почтового контроля: все эти средства были известны, и против них принимались меры. Обе великие княгини, тронутые поступком чиновника и признательные за это предупреждение, тем более, что они надеялись вести откровенную переписку условным порядком, ограничились самой незначительной корреспонденцией.
Великая княгиня Елисавета огорчена была разлукой, которая не должна была, по-видимому, продолжаться более семи месяцев, но которую она в душе считала, быть может, вечной; она с большим основанием могла бы сокрушаться о горестях, ожидавших ее самое в продолжение этого короткого времени, если бы она имела возможность их предвидеть.
XVI
Князь Безбородко умер в апреле месяце, и вслед затем граф Растопчин получил портфель министра иностранных дел. Уже управляя почтою, граф занимал важные должности и пользовался полным доверием императора. По воле судьбы, именно в это время все лица, которым великий князь Александр выказывал дружбу и доверие, были один за другим удалены от него. Я приписываю этот факт судьбе, потому что граф Ростопчин оправдался впоследствии, что не он был виновником этого, но в то время все приближенные великого князя старались уверить его, что граф не ограждал его или даже старался ему повредить. Нельзя потому удивляться, что все, вместе взятое, должно было заставить великого князя убедиться в том, что он справедливо мог обвинять графа, как виновника его горя, вызванного удалением от него всех его друзей. Князь Александр Голицын первый подвергся этой участи. Он был внезапно выслан из Петербурга с приказанием отправиться в Москву и с запрещением губернатору этого города дозволять ему выезд оттуда. Было также предписано держать под строжайшим надзором князя Голицына, а также следить за всем тем, что имеет к нему отношение.