- Ага, все путем сделаем. Чего выпялились? Собачье... в лягавку захотели? - Кутя скомандовал, и компания двинулась дальше.
Соньку удалось уломать: отпустила пивка в кредит. Две кружки. Мало того, и псам швырнула колбасную обрезь - развеселилась баба.
Кутя обтер ладонью рот, спустился с насыпи и прилег под кустиком - кепку на глаза. Собаки повозились малость и улеглись неподалеку на солнышке.
Кепка сползла, закрыла воздух. Кутя заворочался и проснулся. Солнце перебралось по ту сторону куста.
- Эй! Мил человек! - крикнул он путевому рабочему. - Время скажи, будь любезен!
- Полчетвертого.
Кутя присвистнул. Собаки удивленно подняли головы.
- Трудодень проспал. А все из-за вас, паразитов. Пивка им, пивка. Вот тебе и пивко.
Теперь уж и на службу поздно. Теперь только к Воробью - узнать, какой будет приговор.
Кутя встряхнулся и с насыпи побежал под мост к станции. Возле кладбища остановился, отогнал камнями собак. Подходила электричка.
В воробьевской комнате хлопотала Ирка, Валькина подруга. Стол был накрыт, в центре стоял графин с самогоном и "Буратино".
- А Воробей?.. - Ирка выжидательно уставилась на Кутю.
- Не шебуршись, - Самогон с Лобни? Плеснула бы Валентина-то где?
- Ишь ты, плесни ему! - Ирка отодвинула самогон на дальний угол стола.
Кутя вздохнул - выпить не обломится - и сел на диван, подальше от желтого графина.
- Васька-то пишет, не знаешь? - спросил он для разговора.
- Пишет. - Ирка вздохнула. - Долго ему еще писать.
- Да-а-а, - согласился Кутя, - помиловки ему не видать, от звонка до звонка... Воробья-то он все ж почти до смерти уделал, хорошо башка крепкая. Другой бы враз отчалил...
- А хоть бы и совсем его пришиб, сволочь глухую! - Ирка выкрикнула и вся сжалась, косанула глазом на Кутю: не заложит?
- Да не жмись ты! Мне это не касается... - Кутя махнул рукой и добавил: Плеснула бы, а?
Ирка поджала губы, но графин взяла, налила полстакана.
- Ирка, а чего ты на него такая злая? На Воробья?
- А то, что Васька со мной расписаться хотел! Заявление уже подали!
- Э-э... - понимающе протянул Кутя, - тогда другой расклад. Тогда, конечно...
Он прошелся по комнате, подошел к детской кроватке, где в грязных мятых пеленках сидел сын Воробья Витя. Ребенок молча сосал ногу плюшевого слоника. Кутя помахал пальцем перед ним.
- Не обращает...
- Чего?
- Внимания, чего... Я ему козу, а он и не обращает.
Ирка махнула рукой.
- Недоделанный он у них: и орать не орет, и глаза косые...
Ирка ушла на кухню.
- От сивухи, может? - вслух подумал Кутя. Оглянувшись на дверь, мигом приложился к графину и сел на диван. - Васька-то пишет? - крикнул он и ковырнул мозоль.
- Ты уж спрашивал. Мне пишет... - ответили из-за двери.
- Еще б он Воробью писал!.. Сперва топором, а потом письма писать?..
- Знаешь, Куть. - Ирка вернулась, присела рядом. - Только никому, да? Она доверительно погрозила пальцем. - Никому, слышь! Лешка ему три посылки отправил: к Новом угоду, на день рождение и на майские недавно.
- Ну, дают! - Кутя бросил мозоль. - Хлестались, как вражье заклятое, один другому чердак развалил! Дают, братовья!.. А с другой стороны... - Кутя пожал плечами и оглядел комнату в чистых обоях, шкаф с посудой, высокий холодильник. - С другой стороны, Васька ему топором жизнь выправил. Что воробей до больницы знал. Водяру рукавом занюхивал. Да эту, Валентину свою, поил. Ты дома у него была тогда? А-а... А я часто. С бабой своей как поругаюсь - и к нему. Кровать у него тогда стояла железная, стол да две тубаретки. А ты говоришь! Без водки человеком стал, только что глухой. Может, и к лучшему: психовать меньше будет.
3
Воробей вышел из прокуратуры, домой не хотелось. Дрожащими руками он сунул сигарету в рот, затянулся... И еще, еще... и только когда все нутро заполнилось ядовитым, режущим дымом, опомнился: не тем концом сигарету закурил - с фильтра. Он отдышался, вытер глаза. Пройдет! Шесть секунд - и пройдет!.. Главное, там обошлось. И характеристику прочел и ходатайство из треста. В суд передали, но обещали, что обойдется или дадут условно. Только чтоб документы все на суде были. Хорошо, если не сидеть. С такой башкой много не насидишь до первой драки.
Воробей с удивлением смотрел по сторонам: район вроде тот же, а что-то не так. Он щурил глаза и озирался, как приезжий. Потом пошел... Теперь пахать и пахать, и все будет путем. Через год пластинку вставлю, может, слух проявится, а и не проявится - обойдусь... Воробей шел и шел, не думая, куда идет. Очнулся он в магазине, в винном отделе. Тупо уставившись в бутылки на прилавке, он засосал носом воздух и, сдавленно зарычав, одним прыжком вылетел из магазина. Еще чуток - и хлестанул бы он из горла. От подступившей вдруг боли Воробей закусил губу и, трясясь, как в ознобе, завыл. Только бы не началось, только бы не началось...