Записки гробокопателя

Синяк засопел недовольно.

- Где я тебе в субботу фотку возьму?

Иван медленно поднял на него глаза, ничего не сказал, повернулся к Роману.

- Рома, будь за старшего. В метро есть моменталка. Проследи, чтоб этот придурок глазки держал открытыми.

Иваново предостережение было не случайным. Веки Синяка были татуированы со времен первой юношеской ходки двумя краткими, но емкими словами: "Не буди".

Роман послушно снялся с тахты.

- Собирайся, чучело, - ласково похлопал он Синяка по плечу.

- И купите чего-нибудь к столу, - вдогонку им крикнул Иван.

Проводив друзей, Иван принес из-под ванны, где погнилей микроклимат, две майонезные баночки с замотанными марлей горлышками. На баночках были наклеены этикетки - "муравьи голодные", "муравьи сытые". Раздвижной рамочкой он выгородил промазанного сиропом "Бадрецова Романа Львовича" со всеми прилегающими подробностями, развязал марлю на голодных муравьях, осторожно вытряхнул цепких мурашей внутрь рамочки и карандашом довыскреб особо прилипчивых.

Муравьи разбрелись по тексту. Не лесные, барственные, с тугими обливными пузиками, а крохотные, псивенькие, мелочевка насекомая. Они учуяли сахар, заерзали, выстраиваясь чередой по сладкому следу, и принялись за работу...

У Ивана оказался вынужденный перерыв. Он со вкусом потянулся, вспоминая о своей судьбе, о том, что жена пьяная в соседней комнате, что они с дочкой не жрамши с утра, и сочинил стих в одну строку, даже не один стих, несколько. "Люблю поесть. Особенно - съестное". "Нет, весь я не умру, и не просите". "О смысле жизни: никакого смысла".

Друзья принесли готовых харчей. Роман, чтобы не отвлекать Ивана, взялся сервировать пол возле тахты на газетах "Экстра-М". Синяк втихаря подсасывал джин прямо из горлышка.

Иван сосредоточенно следил за муравьями, изредка остро заточенным карандашом подгоняя нерадивых.

- Вместе с сиропом и тушь выгрызут и покакают одновременно.

Синяк, булькнув алкоголем, взроптал мокрым голосом:

- Какать, может, не надо?

- Ты чем там, чадушко, хлюпаешь? - обернулся на внеплановый бульк Иван.

- Зачем какать? - недовольно вопросил Синяк.

- Чтоб тушь не расплывалась. Не нагнетай алкоголь загодя. Жирному лучше пособи.

Синяк сделал обманчивое движение - будто с тахты, но Роман придержал его: сиди, не нужен.

Чтобы порыв не был пустопорожним, Синяк прихватил с пола лепесток ветчины.

- Рассказывай, Жирный, - приказал он. - Развлекай.

- У меня во Франции книга вышла, - начал Роман. - Летом поеду...

- Опя-ять он свое, - скорчил рожу Синяк. - Что же вы по-человечески базлать не можете, все про книги!.. Кстати, Жирный, моя крестная психиатром в отсталой школе для дураков работает. Говорит, твоя книга про меня у питомцев настольная...

- Рома, а где же фото? - раздраженным на всякий случай голосом рассеянно спросил Иван. - Фоту сделали?..

Роман протянул ему фотографию.

- Да-а... - задумчиво произнес Иван. - Такое лицо может любить только мама. Хорошо, косы не видно. Скажут, гермафродит.

- Кого? - насторожился Синяк.

Наконец муравьи закончили свою работу. Ванька загнал их в "сытую" банку. Достал батарейку "Крона". От батарейки тянулись два проводочка, оканчивающиеся обнаженными жальцами. Он легонько совокупил проводки - стрельнула искорка. Ванька снова вбил в глаз черный цилиндр и еле заметными движениями начал подковыривать искрящимися электродиками недовыеденные фрагменты текста.

- Потом проварить в щавелевой кислоте, подстарить... - бормотал он и, закончив свою ворожбу, со стоном разогнулся.

- Наливаю, Иван? - нетерпеливо спросил Роман.

- Не ломай традицию, - напомнил Синяк. - Пусть Иван сначала стих зачтет.

- Можно, - кивнул мастер и заговорил давнишними своими тюремными стихами, которыми в свое время, еще в шашлычной при первом знакомстве, навсегда покорил Синяка.

- Значит, время прощаться, коль вышло все так, как все вышло. Повторите, маэстро, - пусть звуки заменят слова, только скрипку печальней, оркестр потише, чуть слышно, только тему надежды - пунктиром, намеком, едва...

- Ну, быть добру! - провозгласил Синяк тост. - Шолом, козлы!

Пили старательно. За двадцать лет Ванькиной свободы, за новые зубы Синяка, за книгу Жирного, вышедшую в далекой Франции, за дружбу, за любовь...

Когда наступил перекур, Иван, лениво ковыряясь в зубах, вяло поинтересовался:

- Рома, за кого ты нашего Вовика сватаешь? Она окрашена в обручальный цвет? Прошу подробности.

- Даму зовут Александра, - сдержанно сообщил Роман. - Правда, Михеевна. И смолк.

- Что-то ты подозрительно немногословен, - заметил Иван. - Не со своего ли плеча?.. Инцест грядет?

- Дама - коллега, - уклонился от вопроса Роман. - Коммерческий зам. Сикина. Генерального директора нашего КСП. - И продолжил: - Инцест отчасти есть. Плюсквамперфект.

- Кого? - нахмурился Синяк.

- Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой... - перевел Ваня.

- Да она еще за такого чмо и не пойдет, - набивая цену, сказал Роман.

- Ладно вам дуру гнать, - оскорбился Синяк, - я для вашей Михевны волшебный принц из детской сказки.

А Иван озадачился другим.

- Как директора фамилия, говоришь? - спросил он, извлекая из кильки нежный хребет.