Записки империалиста (СИ)

Против цинги в Крым грузили бочками, но, не апельсины конечно. Квашеную капусту, бруснику, клюкву, смородину. Для напитков ресурс был в Крыму, тот же кумыс, сушеные и свежие фрукты для компота, или если по-русски взвара. Из России я приказал доставлять сушеную ягоду, вдобавок к просто чаю, и иван-чаю. Его как я узнал здесь, не только пьют, но, и едят, и не только скот, но, и люди, ещё он даёт пух для подушек, мёд. И был, как и положено такой замечательной траве лекарственным растением. Народные Гиппократы, обеих полов его активно использовали. И у меня мелькнула мысль о том, что, чаевые магнаты, специально похерили индустрию по производству иван-чая, чтоб рынок себе расчистить.

По поводу еды и напитков для раненых и солдат у меня были неплохие консультанты. Мои наставники по штыку и прикладу, Федот и Георгий. Этот блюдо и напиток одновременно, они назвали в один голос, с нежностью и даже с уважением… кисель. Это мы его привыкли пить, а тут его едят. Овсяные, ржаные, пшеничные, гороховые, молочные. Привычных для моего времени ягодных и фруктовых тут ещё не было. Жизнь раненым, и не только им, я решил подсластить мёдом. Его в России много, а сахару мало. И он дорогой.

Моим родовитым, благородным, богатым, относительно молодым адъютантам был непонятна такая забота о серой скотинке, то есть солдатах. По их лицам видел, как они реагировали, когда записывали или слушали мои распоряжения по поводу госпиталей, обеспечения, питания раненых. Удивление, недоумение, иногда брезгливость. Им такое внимание к здоровью нижних чинов, с моей стороны было не понятно. Нет, о них заботились отцы командиры, но, в меру. А её они для себя определяли сами. Кто как.

А для меня теперь, императора, солдат был не только солдат со всеми из этого вытекающими, но, и будущий семьянин, работник, налогоплательщик, покупатель. Отец будущих солдат, налогоплательщиков, покупателей. Дочери идут по этой же цепочке только как матери.

И вообще солдаты это тоже люди, хотя и с особым социальным статусом. Защитники Отечества они. А с людьми надо по-людски. Ибо они не скотинка. Они это оценят, запомнят, другим расскажут. Это я и так знал. Сам в армии рядовым служил. Нормальных офицеров уважали и даже любили, козлов соответственно нет, и звали их шакалами.

И ещё потому-что я здесь уже более двух месяцев общался напрямую с этими самыми солдатами. Своими гвардейцами, дворцовыми гренадёрами. Да, они не особо изысканные собеседники, и ценители французского вина, зато настоящие люди. Без мишуры. А потом всё же, потенциальный отец семейства, работяга, налогоплательщик, покупатель. Это не я такой, это у меня теперь должность такая. Ха! По крайней мере пока так. Люди на первом месте. Как дальше будет, поживём — увидим.

Исходя из этого подхода, Пирогову я написал, что его задача и медслужбы сделать так, чтоб после лечения как можно больше вернуть в строй. Из госпиталей выпустить как можно больше не строевых, а не инвалидов. И как можно меньше не трудоспособных инвалидов. И в связи с этим сделал себе заметку на тему протезов. У меня у самого один мой дед на войне в двадцать один год, ногу потерял. И ничего, ремесло освоил, троих родил, даже машину водил.

Раненых в госпиталях и медсанбатах, я приказал одеть в пижамы, пусть и из домотканой ткани, шлепанцы, тапочки сделать им, матрацы хотя бы на соломе, подушки, одеяла дать относительно нормальные. Для решения этой задачи была подключена императрица Мария Александровна, вдовствующая императрица Александра Фёдоровна, моя сестра Мария Николаевна, тем более, что её второй муж, тайный, граф Григорий Александрович Строганов, был не из бедной семьи. В эту работу и вообще любой помощи армии была мною мобилизована вся женская часть императорской семьи, с манипулами фрейлин и когортами всех кто был около них. А так же легкая промышленность России, как фабричная, так и кустарная.

Первую половину 27-го апреля я воевал. Озвучил свои мысли своему штабу, как я вижу бой против Хомутова. Начали мозговой штурм. После обеда они продолжили уже без меня. Я после сиесты вышел в море, чтоб осмотреть Павловскую батарею, позиции на Тузле. Их было хорошо видно с моря, это плохо. Сделал себе пометки на этот счёт. Вернулся в Керчь, поужинал, засел за бумаги. Так и день прошёл.

На следующий день у меня было дежавю. С утра вновь повоевали, провели работу над ошибками, опять поштурмовали мозгом. Я их оставил в этом состоянии. Сам пострелял из револьверов, помахал тесаком, с Федотом и Георгием поработал штыком. После обеда подавил массу около часа и выехал осматривать позиции, только уже на суше. Их тоже было хорошо видно, не есть гут. Надо, что-то с этим делать.