Записки истребителя

Тем временем Мишутин, уединившись с Наташей, чтото вдохновенно ей рассказывал. Судя по тому, как он, очевидно, незаметно для самого себя, пальцем правой руки нажимал на незримую гашетку пулемета, можно было догадаться, что он говорит о сегодняшних штурмовках. Мы замечали, что Наташа нравится Мишутину, хотя никого из нас он не посвящал в свои к ней чувства.

Когда в лампе выгорел керосин и на полу отчетливее заиграли красноватые огоньки буржуйки, вспомнили о позднем часе.

Летчики пожимали руки хозяев.

- Приходите завтра, - сказала Вера Антоновна. Я без вас скучаю. А то погоните фашистов на запад, улетите неожиданно, как и прилетели, а мы опять останемся одни.

Эти слова сделали Мишутина грустным. Очевидно, его беспокоила близость разлуки с Наташей.

- А что, если Наташу возьмут в наш полк? - сказал он вдруг по дороге домой. - Ведь в соседних полках есть девушки.

Мы поняли товарища.

- А ты с ней говорил об этом? - спросил Кузьмин.

- Конечно, говорил, не с тобой же советовался, с раздражением ответил Мишутин.

- Вы лучше договоритесь на послевоенную встречу где-нибудь в Ленинграде, - вмешался Вася Соколов.

Ему не хотелось, чтобы товарищи неосторожными шутками задели Мишутина.

Заговорили о другом - о прошедшем дне. А когда в нашем "номере" все уснули, Мишутин повернулся ко мне - мы лежали рядом - и с предельной откровенностью стал рассказывать мне всю свою жизнь. Говорил о детстве, об учебе в ФЗУ, о работе на заводе, как учился в аэроклубе, о Борисоглебском летном училище и, наконец, о воине. И хотя я хорошо знал его боевые дела, он подробно изложил мне все вплоть до сегодняшнего вечера.

- Вот видишь, как все получается, - со вздохом закончил он. - Поговорил с тобой, и на душе легче.

- А Наташа? - осторожно спросил я.

Он ничего не ответил. Потом, помолчав немного, тихо сказал: - Люблю ее.

- Да, - сказал я тоже после некоторой паузы. Дела, дела. И война и любовь. Сложное, брат, дело жизнь.

Мы замолчали.

- Ну, давай спать, - сказал я, повертываясь на другой бок. Холодновато у нас становится, значит, погода улучшается. Завтра опять войны по горло...

ТРОЕ ПРОТИВ ДЕВЯТИ

Летчики шли на аэродром вереницей по узкой тропинке, скрипя промерзшим за ночь снегом. По полю, укатанному катками и гладилками, прохаживался новый командир дивизии Немцевич. На хорошо сложенной его фигуре как-то особенно складно сидело авиационное обмундирование, а черная кубанка придавала командиру вид залихватского рубаки.

- Эх, нашему бате саблю бы да на коня, - в шутку сказал кто-то из летчиков.

С первого дня Немцевича в дивизии все стали звать ласкательно Батей. И действительно, несмотря на всю его строгость, каждый из нас находил в нем родное, отцовское.

- Как дела, орлы? - улыбаясь своей доброй открытой улыбкой, обратился к нам комдив.

- Отличные, - наперебой ответило сразу несколько человек. Совинформбюро сообщило, что дела нашего и Сталинградского фронтов идут успешно, значит, и у нас в полку так же.

- Так же, да не совсем. Мне кажется, аэродром не в порядке. Мороз прихватил верхний слой, а под ним снег рыхлый. Взлетать нужно с полуопущенным хвостом, а то можно и скапотировать. Сегодня надо быть повнимательнее. В такую погоду можно ожидать налета крупных групп бомбардировщиков противника на наши подвижные части.

Побеседовав с нами еще некоторое время, Немцевич уехал на командный пункт, а мы разошлись по своим самолетам.

Механик доложил о выполненной работе и о готов ности машины к боевому вылету.

- Отлично вчера штурмовали, товарищ командир, - улыбаясь, говорит стоящий здесь же Закиров.

Он хочет услышать похвалу за безотказную работу в течение вчерашнего дня пушек и пулеметов.

- Да, штурмовали хорошо. С твоей помощью. Молодец, Закиров, - хвалю оружейника, отгадав его желание. - Пушки работали, как часы.

Закиров еще больше расплылся в улыбке. Похвала ему приятна. И она заслуженна. Закиров работает, не считаясь с тем, что пальцы на морозе прилипают к холодному металлу, к концу дня они почти не сгибаются.

- Так будем стрелять - домой скоро можно ехать, прямо в Казань. Сынка хочу видеть, - заключает он.

Самолет подготовлен хорошо и стоит в ожидании сигнала.

Долго ждать не пришлось. Вскоре к нам подъехал Немцевич.

- Готов? - обратился он ко мне. - Полетишь с Лавинским и Соколовым сопровождать штурмовиков в район села Верхний Мамон, Цель прикрыта девятью "мессершмиттами". Силы не равны, но вы не должны дать "илов" в обиду, чтобы ни один не был сбит. Отвечаете головой. Ясно?

- Ясно, товарищ командир дивизии.

В уме непроизвольно возникла картина боя трех против девяти. Собрал товарищей, передал им задачу, поставленную Немцевичем, и потребовал вести бой дружно, не отрываться от группы.

Над командным пунктом штурмовиков взвилась зеленая ракета. Ровный шум дюжины моторов заполнил все вокруг. С рокотом начали взлетать бронированные "илы", груженные осколочными бомбами. За ними, оставляя шлейф снежной пыли, поднимались истребители. Лишь бы вовремя заметить "мессеров", большего в тот момент я не хотел. Самое главное, чтобы не было внезапной атаки.