Записки из арабской тюрьмы

Вышел я, значит, из душа, в руках мокрая одежонка, тут же услужливые руки подхватили ее, развесили на решетки, к утру высохла. Духота неимоверная, снова покрылся потом, будто и не мылся. А Тамил и говорит, чего, мол, сам-то стирал, есть же специальные люди — сказал бы — мигом организовали. Да ладно, говорю, руки, чай, не отсохли, и сам себе постираю. Дяде чужому — увольте, а себе чего ж не постирать. Пахан скалится белозубо, ну ладно, поди проголодался, сейчас есть будем. Есть сильно не хотел, но чтоб влиться в коллектив, решил принять предложение.

Глава 10

Арабы едят руками: что в тюрьме, что на воле — ложки и вилки используют крайне редко. Видел, как вилкой ели спагетти, а ложкой иногда суп — шербу. Обычно берут кусочек хлеба, собирают им пищу и отправляют в рот. В качестве хлеба используют так называемые багеты, французские булки, либо местные лепешки — табона, которые выпекают здесь же, в тюрьме, в специальных круглых печах, на внутреннюю поверхность которых нашлепывают лепешки из теста. Как пропекутся — хлеб-табона готов!

Для человека несведущего — принимать пищу при помощи хлеба целое мучение. Все сыплется, валится мимо рта, весь обляпываешься, а толком-то и не поел. «В большой семье е…м не щелкай!» Едят человек шесть — девять, сев в круг, на пол, с одной большой бадейки, поставив ее в центр. И в течение 3–5 минут ведро жратвы (другой термин трудно подобрать) исчезает в бездонных глотках. Едят практически не прожевывая, как хищники, при этом громко чавкая и урча.

Любимое блюдо — кус-кус, каша из дробленого пшена с бараниной или рыбой, сдобренная перцем, картофелем, луком, морковью. Овощи и мясо практически никогда не режутся на мелкие кусочки, а лежат сверху крупными шматками. Для начала съедается каша, затем овощи и мясо (рыба).

В хорошей компании сотрапезников всегда есть старший, который следит, чтоб всем досталось поровну и никого не обидели. В обществе небритиков заботятся только о себе. Ежедневно наблюдал картину, как физически сильные зэки забирали себе лучшие куски мяса, а зачастую просто вырывали изо рта соседа.

Мне повезло, я попал в сотрапезники к пахану, тот уважал законы гостеприимства и строго следил, чтоб меня никто не обижал. Понятно, поначалу делал он это из меркантильных интересов, думая, что я этакий денежный мешок, который в недалеком будущем можно будет неплохо подоить, но даже после того, как все прояснилось и стало понятно, что я нищий, отношение ко мне особо не изменилось.

Местные тузы тюремную пищу не ели. Их было восемь человек, со мной девять. Всем им из дома еженедельно передавали домашнюю снедь. Одному в понедельник, другому во вторник, третьему в четверг и так далее. Передачи не принимали только по воскресеньям, но еды всегда хватало.

Все продукты приносились в пластиковых корзинах — «кофе». Тунисская пища своеобразна, в каждое блюдо добавляют много перца и оливкового масла. Арабы вообще помешаны на перце и масле, могут есть его просто так с хлебом — макают в масло хлеб и заедают острым перцем.

Чтоб продукты не испортились, так как холодильники в камере не предусмотрены, их заливали оливковым маслом. По крайней мере на следующий день можно употреблять в пищу, ну а больше и не надо — съедалось.

Обычно передавали кус-кус, жареный картофель фри, вермишель, фасоль, чечевицу, горох, рис, вареное мясо, яйца, рыбу, осьминогов, салаты из помидоров, капусты, моркови. Все сдобрено острым перцем, соли нет. Не знаю почему, но тунисцы практически не едят соль. Передавали и фрукты — абрикосы, персики, бананы, арбузы, яблоки, груши, сливы, дыни и хинди. Хинди — местный фрукт растет на кактусах, коих в Тунисе имеется большое количество. Мне лично не понравился — кислая терпкая гадость с большим количеством мелких косточек.

Вся еда раскладывалась в пластиковые коробочки. К передаче принимались яйца без скорлупы, бананы без кожуры, арбузы и дыни без корок, только в виде мякоти, порезанной на мелкие кусочки.

Существовал целый штат посыльных из числа зэков, разносивших кофе по камерам, по дороге часть пищи тырили. Если уличали, били нещадно и лишали права на амнистию. Но все равно кражи продолжались, так как не каждому из дома передавали еду, а кушать хочется каждый день.

Потом я сам отказался есть домашнюю пищу со своими благодетелями, так как было неудобно постоянно «садиться на хвоста». Мне не передавали кофе с воли, а жрать на халяву я не привык. Поэтому перешел на тюремную пишу, пожалел, конечно, но гордость не позволила изменить решение.

Правда, после Рамадана мой авторитет значительно вырос, и уже многие считали за честь поделиться со мной пищей, но не буду забегать вперед.