– Не следовало мне приходить, – выдавливаю я из себя. – Простите. За все. – И тут злость, горе, боль утраты взрываются в голове, я разворачиваюсь, проскакиваю дверь и бегу к моему велосипеду. Борюсь с замком, когда ко мне подбегает Райна.
– Лив. Я не знала, что ты придешь. Я… я не знала, что ты здесь.
– Поэтому и нельзя говорить за чьей-то спиной, – рычу я. – Никогда не знаешь, кто может услышать.
Она пытается отобрать у меня маленький ключик, но я отталкиваю ее, по-прежнему пытаюсь вставить его в замочную скважину. Ее губы дрожат, когда она наблюдает за моей борьбой с замком, руки она складывает на груди.
– Я только хочу тебе помочь. – Она всхлипывает. – Все этого хотят. Мы тебя любим.
– Если бы ты любила меня, – кричу я, – то не пришла бы тайком от меня в дом родителей Штерна, чтобы сказать им, что я
Она качает головой, по щекам текут слезы. Но она и не пытается что-то сказать в свою защиту. Поворачивается на каблуках – длинная, глупая коса висит на спине – и бежит к дому. Я замечаю родителей Штерна, которые все это время стояли у двери. Наблюдали за нами. Осуждали меня.
Наконец я справляюсь с замком, бросаю цепь в корзинку, вскакиваю на велосипед – желудок завязался узлом – и мчусь как бешеная. По обеим сторонам дороги все сливается.
Приговор маме огласят через четыре дня, и, осознаю я, на моей стороне остался только один человек, единственный, кто готов помочь; и этот человек – Остин Морс, которого двумя месяцами раньше я ненавидела всей душой. Мой единственный оставшийся друг.
Глава 20
Я звоню Остину, как только добираюсь до дома и осознаю, что здесь мне находиться хочется меньше всего: одной, в кровати, думая о Штерне. Не желающей его прихода и одновременно жаждущей новой встречи с ним. Так что я поднимаюсь и иду в конец квартала, чтобы не видеть дом. Направляю эсэмэску папе, чтобы предотвратить возможную истерику: «
Потом выключаю мобильник. В последнее время для меня это обычное дело.
Вскакиваю с бетона, как только подъезжает Остин. Распахиваю дверцу, падаю на кожаное сиденье. Всасываю рыдание, поднявшееся к горлу, обратно в легкие.
– Итак, Рыжик, куда едем?
– Пока вперед, – отвечаю я, подтягиваю колени к груди. Приваливаюсь щекой к холодному стеклу. – Мне все равно куда. – «Я позвала, и он приехал». Мое тело отмечает это с благодарностью и жадно.
Уличные фонари пролетают мимо, я провожаю их пальцем по стеклу. Правая рука Остина смещается с ручки переключения скоростей на мое бедро. Держит крепко, словно Остин боится, как бы я не уплыла; пальцы, теплые, продвигаются вверх, вдоль шва обрезанных шортов, отчего по всему телу бегут мурашки.
Именно такое отвлечение мне и нужно. Рядом с Остином мне не нужно думать о Штерне. Райне. Моем папе. Хитер. Не нужно думать о моей маме и о том, что времени у меня практически не осталось.
Остин возвращает руку на руль и резко поворачивает направо. По ориентирам – роще медных пальм посреди площади Артура, вырытым котлованам, ожидающим, пока их заполнят сталью и бетоном, чтобы возвести очередной высотный дом, – я понимаю, что мы близко и от берега, и от «О, Сюзанны». Спрашиваю:
– И что нам делать в Городе призраков?
Остин чуть поворачивается ко мне, чтобы широко улыбнуться.
– У меня есть ключи от пустой квартиры. И я подумал, что мы можем проверить, как там и что. Убедиться, что все готово к вселению новых хозяев. А если по-простому, – он вновь улыбается, демонстрируя ямочки, – я просто хочу пого-ворить.
Еще правый поворот, и длинная, с широкими дугами, подъездная дорожка приводит нас к вылизанному фасаду комплекса. Ноги-руки не желают меня слушаться, желудок завязывается узлом, как случается всегда, если я оказываюсь вблизи Города призраков, но пальцы его правой руки поглаживают мою левую ладонь, и я оттаиваю.
Он паркуется в тупике, примыкающем в автомобильной стоянке для гостей, и мы выходим из машины. Шорты прилипают к бедрам. Жарко, по-другому здесь не бывает. Цикады уже поют в высокой траве, но в остальном мертвая тишина. Ощущения такие, будто я плаваю вне собственного тела, наблюдая сверху, как мы идем к центральному входу. Остин поворачивает ключ, тонированные стеклянные створки большой двери раздвигаются, и мы входим в прохладный кондиционированный вестибюль, который ведет к лифтам, лестнице, кабинетному роялю (и я пытаюсь игнорировать комок, мгновенно возникающий в горле), бальному залу «Океан». Слева почтовое отделение и прачечная, спуск в гараж и боковые входы, справа – административное крыло.