Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства, 1914–1920 гг. Книга 1.

Видя, что в среде Временного правительства нет единого кандидата, на котором все могли бы сойтись, французы сами через Палеолога подсказали В.А. Маклакова. Чтобы понять, почему они это сделали, надо вспомнить то потрясающее впечатление, которое произвело выступление Маклакова на банкете весной 1916 г., посвящённом 25-летию франко-русского союза, где присутствовали специальные представители французского правительства, и в их числе Вивиани. На этом банкете наряду с представителем правительства, тогдашним министром иностранных дел Сазоновым, выступали Милюков и Маклаков. Все трое говорили по-французски. Тогда впервые сошёлся Палеолог с Милюковым, и тот стал впоследствии французским кандидатом в русские министры иностранных дел. Тогда же изумительная по мастерству и подлинному политическому блеску речь Маклакова произвела на французов, умеющих ценить настоящий ораторский дар, прямо ошеломляющее впечатление.

Вивиани, сам первоклассный оратор, сказал Маклакову, что, если бы эта речь была произнесена во французском парламенте, она была бы признана достойной affichage, то есть публичного распечатания во всех общинах Франции, как это принято в отношении речей самого важного политического значения. Эта речь и открыла Маклакову дипломатическую карьеру. Палеолог прямо сказал Милюкову, что его «незабываемая речь» указала им на Маклакова как на выдающегося сторонника франко-русского союза. Так как эта кандидатура отвечала интересам французов, а у Временного правительства не было возражений по существу её, то она принципиально была решена ещё при Милюкове. Последний просто не успел оформить это назначение и тянул главным образом потому, что надеялся, что его взгляд на цели войны победит во Временном правительстве, и тогда Маклаков мог бы ехать с милюковскими инструкциями и быть вообще проводником взглядов Милюкова, как это не раз бывало в кадетской фракции.

Поражение и уход Милюкова, а затем отозвание Палеолога настоятельно ставили вопрос о замещении русского посольского поста в Париже, на этом прямо настаивало французское правительство, посылая в Россию Нуланса вместо Палеолога. Тогда Временное правительство вспомнило о принципиально принятом решении касательно Маклакова и привело его в исполнение. Слух о том, будто бы Керенский, испугавшись речи Маклакова на собрании IV Государственной думы 27 апреля о войне и революции, решил избавиться от «лучшего оратора России», слух одно время очень упорный, — ни на чём не основанная легенда, опровергаемая уже тем обстоятельством, что Маклаков отбыл к своему посту только перед самым большевистским переворотом.

Это последнее обстоятельство имело самое роковое значение для дипломатического дебюта Маклакова в Париже, так как он приехал в Париж в октябре и не поехал в назначенный ему день на аудиенцию к президенту за несколько дней до переворота, считая, что политическое положение Временного правительства было недостаточно благоприятным. Когда же грянул переворот, то французское правительство не согласилось принимать посла от не существовавшего уже Временного правительства. Таким образом, Маклаков не успел вручить верительные грамоты и позже так и не смог их вручить, не числясь никогда официально послом России. Это прискорбное обстоятельство, пагубно отразившееся на положении антибольшевистского дипломатического представительства в эпоху Версальского конгресса, когда Россия в Париже не имела законно аккредитованного последним общепризнанным правительством России — а именно Временным — представителя, дало возможность Клемансо заявить: «Maklakoff, l’ambassadeur de Russie — je ne le connais pas!»[54]

Вина за это падает на самого Маклакова, хотя он мне потом объяснял, как это случилось, указывая на Севастопуло, посоветовавшего ему отложить аудиенцию у президента. Маклаков же неосторожно доверился Севастопуло, которого считал опытным дипломатом. К рассказу Маклакова надо добавить, что Севастопуло был, несомненно, раздражён тем обстоятельством, что на это место был уже назначен советником посольства Н.А. Базили, бывший вице-директор канцелярии министра, а он в награду за его долгое управление посольством получал увольнение. Это обстоятельство, казалось бы, должно было предостеречь Маклакова от особой доверчивости, но тот слушался Севастопуло и дальше, даже тогда, когда тот покинул посольство, и по его совету пригласил в секретари посольства известного германофила фон Лидерса, что совершенно озадачило французов, оказавшихся более осведомлёнными о политической физиономии чинов посольства, чем сам посол.