Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства, 1914–1920 гг. Книга 1.

Должен прибавить, что на том же общем собрании, на котором была решена забастовка министерства, наш стачечный комитет, образованный из комитета служащих и тех, кого мы захотели бы кооптировать, был поставлен под почётное председательство А.М. Петряева, так как он был почётным председателем комитета Общества и мы не желали рвать преемственную связь с начальством. Но, конечно, он фактически не принимал участия в дальнейшем, и вся власть по ведомству на это время перешла исключительно к нашему стачечному комитету.

«Если это будет в наших силах…»

После посылки телеграммы, явившейся центральным пунктом заседания нашего комитета, и установления списка вновь кооптированных членов комитета, а также назначения следующего заседания на другой день наше заседание кончилось. Но и здесь ещё не кончился для меня этот бесконечный день, так как Урусов, Коростовец и я — три представителя ведомства в Союзе союзов — остались после заседания в комнате нашего восточного коллеги и переписали в двух экземплярах все документы, сюда относящиеся: резолюцию общего собрания ведомства, телеграмму, предназначавшуюся для посылки за границу, краткий протокол заседания, дабы потом всего не забыть и не растерять, и только тогда уже я ушёл из министерства, вернее, его филиала, каким было названное общежитие «восточников».

Урусов и я вышли вместе, так как нам было по дороге. Шли мы по Невскому проспекту с необыкновенным ощущением спокойствия в это тревожное время, так как у обоих у нас в кармане были пропуска за подписью Троцкого. Мы могли не бояться с этими пропусками никаких неприятных встреч, и наш уверенный вид давал понять всем этим солдатам и матросам, которые ходили тогда отдельными группами и в одиночку, что мы «свои». На углу Невского и Литейного с гармоникой шла группа совершенно пьяных солдат и горланила песню. Это были явно герои дня, быть может, те, которые по взятии Зимнего дворца добрались и до погребов. Где-то вдали слышались выстрелы и изредка пролетал автомобиль, несомненно «правительственный», так как частные в это время не ездили.

Прощаясь с Урусовым, я спросил его — вопрос, который всё время в этот день был у меня в голове, — почему он в Союзе союзов воздержался при голосовании за забастовку, хотя ему и пришлось затем её возглавить в нашем ведомстве. Он мне ответил: «Потому что гораздо легче выпустить из банки духа, чем потом посадить его обратно. Вот вы увидите, как нам будет трудно разбастоваться. Мы пустили забастовочную волну по всей России и за границу, мы стали правительством без армии и флота, мы чиновники. Если нас не поддержат в самый короткий момент, наша забастовка станет ошибкой, так как загнать наше ведомство обратно в министерство не удастся. Мы ставим ставку на две-три недели. Если за это время у нас не будет правительства, придётся ставить крест на всём начатом сегодня. Если это будет в наших силах…»

В этот день я так и не добрался домой, почувствовав страшный голод, так как с утра не пришлось есть. Зайдя по дороге на мою новую квартиру к родственникам, я остался у них ночевать за поздним временем. Обедал я в 12 час. ночи, чувствуя, что в этот день, 27 октября 1917 г., я свой обед заработал.