Но наша беседа с Троцким этим не кончилась. Как я упоминал выше, Петряев вырвал у Троцкого обещание дать всем пропуска. Когда после решения министерства Троцкий собирался уходить, Петряев подал ему пачку бланков и попросил их подписать. Тот не отказался. И вот Троцкий сел за стол и после столь оскорбительного для нового министра приёма в своём ведомстве стал подписывать пропуска чиновникам, ставшим в очередь все вместе, — директорам департаментов, канцелярским служащим, машинисткам и даже курьерам, которые тоже по революционному времени пожелали запастись пропусками.
Вид Троцкого, подписывавшего своим врагам, которых он так ярко квалифицировал Петряеву, пропуска на бланках министерства с казённой печатью, был не лишён комизма, но он этого не замечал. Пропустив человек 25, он вдруг, увидев Ревелиотти, сказал: «А вы будете делать переводы?» Тот ответил: «Нет». — «Так я вам пропуска не дам». Следующего он спросил (это был мой помощник М.Н. Вейс): «А вы будете мне сдавать дела?» Тот ответил: «Я не имею права их сдавать, это может сделать только мой начальник». Троцкий выдал ему пропуск. Я стоял за несколько человек от Троцкого и слышал реплику Вейса. Когда очередь дошла до меня и Троцкий, который стал уже всех спрашивать, кто будет и кто не будет сдавать дела, задал такой же вопрос и мне, я ответил: «Я не директор департамента». Троцкий, не зная, что директор, А.Н. Мандельштам, находится вне пределов досягаемости нового правительства, в Швейцарии, выдал мне пропуск.
Начало антибольшевистского движения за границей
В коридоре меня ждал Урусов, также, несмотря на свой острый диалог с Троцким, получивший от него пропуск. Хотя час был поздний (8 часов вечера), наш комитет решил собраться в помещении общежития нашего министерства для «восточников», то есть слушателей наших драгоманских курсов восточных языков, помещавшихся рядом с министерством (Морская, 20). Тут же во время выдачи нам Троцким пропусков мы кооптировали несколько человек в наш ныне уже стачечный комитет и пошли все вместе в общежитие «восточников». Когда мы выходили из министерства, швейцар показал нам пальто Троцкого, висевшее на общей вешалке. Троцкий, очевидно, не знал, что в нашем министерстве имеется, помимо общего входа, министерская передняя, которой имели право пользоваться из чинов ведомства министр и его товарищи, и вошёл, как все, с общего входа. Никакой охраны в передней не было, не было и автомобиля, на котором он подъехал.
В то время как мы спешили на заседание, Троцкий ещё продолжал выдавать пропуска, хотя под конец становился всё более и более скуп на них, осознав, по-видимому, комичность своего положения. Здесь, в общежитии министерства, в маленькой комнате одного из молодых чиновников Среднеазиатского отдела министерства, где на стене висел вышитый на шелку на красном фоне тигр, очень хорошо сделанный (длина его была около сажени), мы под свежим впечатлением встречи с Троцким смеялись, сравнивая Льва Троцкого и этого тигра на красном фоне, не зная, сколько в этом было правды.
Кончилась политическая часть дня. Исполняя внесённое нами же предложение о посылке извещения за границу, мы тут же составили телеграмму на французском языке о том, что наше ведомство в полном согласии с Союзом союзов всех правительственных учреждений Петрограда постановило не признавать большевистского переворота и единогласно отказалось работать с новым правительством. Мы приглашали всех наших заграничных дипломатических представителей последовать нашему примеру, сообщить союзникам о нашей забастовке и настаивать перед иностранцами о непризнании нового правительства. В той же телеграмме мы упоминали о том, что Союз союзов приглашает всю Россию примкнуть к всеобщей забастовке.
Эту телеграмму мы поручили Урусову, нашему фактическому новому министру иностранных дел, передать лично Линдли, советнику великобританского посольства, управлявшему посольством за отлучкой Бьюкенена, с просьбой зашифровать и отправить её как свою депешу в Foreign Office, с тем чтобы оттуда её передали в наше посольство в Лондоне для дальнейшего распространения всему нашему дипломатическому корпусу за границей. Телеграмма эта была подписана «комитетом Общества служащих МИД», председателем его князем Урусовым. Она была действительно переслана и явилась первой ведомственной телеграммой после переворота 25 октября 1917 г., послужив началом антибольшевистского движения за границей, так как весь наш дипломатический корпус там присоединился к нам. Уже позднее поверенный в делах в Лиссабоне барон Унгерн-Штернберг перешёл к большевикам, тогда же было полное единодушие.