Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства, 1914–1920 гг. Книга 1.

Что же касается Австро-Венгрии, то здесь преобладало пацифистское течение, и правительство, будучи бессильно с ним бороться и предчувствуя близкий крах всей империи, осторожно, но настойчиво щупало почву при Временном правительстве в эпоху управления нашим ведомством М.И. Терещенко. Эти попытки австро-венгерского правительства, которым не сочувствовали германские власти, начались сразу же после посылки Терещенко союзникам от имени Временного правительства знаменитой ноты о целях войны. Австро-Венгрия не мечтала уже, по-видимому, об аннексиях и контрибуциях, но она должна была, очевидно, опасаться принципа самоопределения народов, упоминавшегося в ноте, так как это «самоопределение народов» едва ли высказалось бы в пользу сохранения империи Габсбургов, тем не менее Австрия откликнулась и в туманной, но настойчивой форме стала зондировать почву в Петрограде.

Вопрос о сепаратном мире с Австрией у нас в министерстве рассматривался под совершенно иным углом зрения, чем сепаратный мир с Германией. Если в первом случае речь шла о выходе из войны Австро-Венгрии вопреки воле Германии, то во втором вопрос мог стоять только о капитуляции России перед Германией, и при этом капитуляции на милость победителя. Выход же из войны Австро-Венгрии представлялся делом настолько важным, что для этого, конечно, стоило взвесить все последствия такого шага, прежде чем принимать бесповоротно отрицательное решение, как было в случае с Германией, где за сепаратный мир стояли только германские ставленники — большевики. Конечно, выход Австро-Венгрии из войны с оккупацией её союзными войсками означал бы изоляцию Германии и победоносное для союзников скорое окончание всей войны, но вопрос заключался в том, может ли австро-венгерское правительство осуществить сепаратный мир, когда вся австро-венгерская армия находилась в руках германского генерального штаба. Это последнее обстоятельство побуждало военных экспертов крайне осторожно относиться к принятию австро-венгерского предложения, так как практически оно не открывало дороги к миру.

Знали мы и то, что германские немцы не только являются хозяевами Австро-Венгрии, но и не остановятся перед смещением пацифистского правительства и заменой его правительством войны. Практическая неосуществимость сепаратного мира с Австро-Венгрией заставляла учитывать и другое обстоятельство — славянские народы Австрии и Венгрии. Славянские народы (равно и румыны и итальянцы, конечно) при возвещенной новой форме правления Австро-венгерской федерации становились с каждым днём всё влиятельнее и влиятельнее. Только их влиянию и можно было приписать обнаружившийся совершенно явственно с лета 1917 г. пацифизм австро-венгерского правительства. Народы Австро-Венгрии завтра могли уже — даже при сохранении Габсбургской империи и осуществлении австрийской программы 1917 г. — стать полными хозяевами империи.

Как же при этих условиях можно было идти на сепаратный мир Австро-Венгрии с Россией, принимая во внимание, что Россия вступила в войну исключительно из-за славянского вопроса? Как же могли мы игнорировать австро-венгерских славян в такой момент? При всех соблазнах быстрого окончания войны, что теперь для России было неизмеримо важнее, чем в 1916 г., вопрос о сепаратном мире с Австро-Венгрией, даже если бы Габсбургам удалось сбросить с себя тяжёлую руку Гогенцоллернов, которая, конечно, не позволила бы своей союзнице без жестокой и, может быть, даже вероятно, успешной борьбы выйти из войны, был чреват последствиями, крайне важными для славянского положения России.

Мы знали, что чехи, словаки, хорваты, словенцы, трансильванские румыны не желали, больше Габсбургов. Мы знали поэтому, что сепаратный мир с Австро-Венгрией мог быть заключён только за счёт австрийских славян и других подвластных народов Австро-Венгрии, как-то: австрийских итальянцев и венгерских румын. Самая широкая федерация Габсбургской империи всё же явилась бы деспотизмом после тех ожиданий, которые породила мировая война. Только полное уничтожение власти Габсбургов — вот что было лозунгом этих народов, так долго угнетаемых австро-венгерским правительством. В этих условиях идти на мирные переговоры с Габсбургами означало бы ещё один раз спасти последних — для чего? Для того, чтобы при первом же удобном случае те же Габсбурги с помощью Гогенцоллернов смогли вновь при благоприятно сложившихся обстоятельствах овладеть положением и вернуть себе былое могущество?