Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства, 1914–1920 гг. Книга 1.

После этих двух визитов Сазонов, совершенно вне себя, созвал совещание всех ответственных чинов МИД (т.е. начальников политических отделов, Нератова и Нольде), на котором было не только решено взять обратно меморандум и ноту (которые, кстати сказать, были отпечатаны в типографии министерства), но и переработать ноту таким образом, чтобы ни малейшего намёка на испанское правительство в ней не содержалось. Переработка ноты была поручена Нольде. Что же касается испанского посла, то он был на другой день приглашён к завтраку у Сазонова с высшими чинами МИД, а также на вечер интимного характера, где были все союзные послы и посланники, чтобы продемонстрировать дружественность русско-испанских отношений. На новогоднем приёме по случаю наступившего 1915 г. государь был особенно приветлив с испанским послом и просил передать испанскому королю свою глубокую благодарность за защиту Испанией русских интересов в неприятельских странах.

На другой же день после визита испанского посла мне пришлось по телефону снестись как с 1-м секретарём испанского посольства, так и с другими посольствами и миссиями, прося их ввиду «вкравшихся типографических ошибок» возвратить ноту и меморандум. В переработанном виде меморандум о «германских зверствах» был разослан через месяц нашим посольствам и миссиям за границей для сообщения иностранным союзным и нейтральным правительствам. Испанскому послу Сазонов лично передал меморандум, таким образом избежав даже особой «препроводиловки», дабы изгладить самую память об инциденте.

Сознаюсь, после этого случая у меня совершенно изменилось отношение к нашему ведомству, и хотя я был всего четыре месяца в министерстве, мне стали понятны крайне пессимистические отзывы моего дяди, сделанные им как-то в очень интимном кругу в бытность его товарищем министра, об убожестве русской дипломатической техники. Не только это убожество сказалось в подобном инциденте, но и вся шаткость международного положения России, вынужденной, несмотря на свою территорию и численность населения, принимать ультиматумы от Испании. Неудивительна стала мне и боязнь Нольде, который опасался, как бы «озорство» русского правительства в отношении немцев (вопрос о борьбе с так наз. «немецким засильем») не вызвало впоследствии неудовольствия будущего германского посла в Петрограде.

Для Мандельштама его неудачная лекция о Константинополе и ещё более неудачная нота о «германских зверствах» явились надгробным камнем на дипломатической карьере при царском правительстве. Не только летом 1915 г., когда Нольде уехал в двухмесячный отпуск, Юрисконсультская часть была поручена мне, совсем молодому служащему, а не ему, но и впоследствии, когда в 1916 г. Нольде занял пост директора II Департамента и оказался вакантным пост начальника Юрисконсультской части, на который Мандельштам в своё время конкурировал с Нольде, был назначен не он, а лицо, совершенно постороннее ведомству, — профессор М.И. Догель.

К концу 1914 г. наша Юрисконсультская часть обогатилась ещё одним служащим — молодым, только что кончившим Петроградский университет с серебряной медалью за сочинение по международному праву Дмитрием Степановичем Серебряковым. Сын богатого петербургского нотариуса, Д.С. Серебряков не был оставлен при университете и не собирался идти по научной части, и если Нольде тем не менее принял его к нам в часть, то только из-за страшной её перегруженности. Горлову и мне приходилось очень много времени посвящать службе, но и этого было недостаточно, так как меня слишком часто всевозможные междуведомственные совещания заставляли отсутствовать и секретарская работа падала на Горлова, который сам мечтал о заграничной дипломатической службе.

Ввиду предстоявшего рано или поздно ухода Горлова Нольде мне сказал прямо, что он желал бы видеть меня на месте Горлова, и надо было найти заместителя и мне. Моему родственнику, его коллеге по Петроградскому политехническому институту и члену Государственной думы П.П. Гронскому Нольде говорил, что крайне доволен мною, что я будто бы «выше всяких похвал» и прочие комплименты. Из характера всё более и более ответственных ведомственных поручений я действительно чувствовал не только искреннее расположение ко мне Нольде, но и явное упрочение своего служебного положения. После указа 2 января 1915 г. касательно тех льгот, которые русское правительство предоставляло привилегированным категориям неприятельских подданных — славян, эльзасцев, итальянцев и т.п., а также указа 1 февраля о «немецком землевладении», открывших эру славянофильской внутренней политики русского правительства, мне всё чаще и чаще не только приходилось, иногда без всяких инструкций, представлять наше ведомство, но и детально помогать в разработке тех или иных законодательных актов, проходивших впоследствии через Совет министров и получавших силу по ст. 87 Основного закона, а между тем количество обращений в Юрисконсультскую часть со стороны других отделов и департаментов нашего министерства всё увеличивалось.