Записки из метро

Сначала был Мурзик. Белый и пушистый, но с чёрным хвостом. Он два раза выпадал из окна – один раз со второго этажа, другой раз с восьмого. И хоть бы что. А когда мама умерла и я отправился жить в другую семью к опекунам, Мурзика взяла к себе подруга мамы. Он от нее сбежал и стал бездомным.

Это было в школьный годы. Потом, много лет спустя, уже окончив университет, я решил ещё раз завести кота.

Тяжёлый был период, я страдал психическим расстройством – паничесскими атаками. И купил на блошином рынке кошку Марфу. Трехцветную, короткошерстную. Какая была умная кошка! Мы вместе гуляли и веселились. А однажды даже съездили вместе на Байкал. Мы с подругой Мариной жили неделю на берегу в палатке, а Марфа свободно гуляла где ей вздумается, питалась кузнечиками, а к нам приходила только ночью поспать.

Потом Марфа родила Макара. Макар был очень красивый, но глупый. Любил полежать. Мы жили на первом этаже, и Марфа часто выпрыгивала в окно, гуляла целый день, а вечером возвращалась с мышкой в зубах. У Макара долго не получалось допрыгнуть до подоконника, до форточки, но когда получилось и он выбрался на улицу, после первой прогулки вернулся с дохлой крысой в зубах.

Пришло время уезжать в Питер и я отдал котов другу в деревню. Нормальная бурятская деревня. Друг потом писал – Марфе там очень нравится, она дружит с коровами. А Макар зимой ушёл в лес и там пропал.

Здесь в Питере я завёл кошку Марту. Она добрая. Недавно мы с друзьями обвенчали её с котом Тархуном. Не думаю что у них что-то получится. Тархуну семь месяцев, а Марта стирилизованная.

6.

С честностю очень странно у меня. Я могу не читать книгу, но говорить всем что прочитал. Вот Монтень "Опыты". Всем говорю что читал. И даже цитаты оттуда держу в голове. Например:

"Следовать своим склонностям и быть настолько в их власти, чтобы не мочь отступаться от них или подчинять их своей воле, означает не быть самому себе другом, а тем более господином; это значит быть рабом самого себя".

А ведь я его читал в университете, в ночь перед экзаменом, от силы страниц 50.

Грош цена моей исповеди. Да и не стыдно уже. Прикольно даже. 34 года.

7.

Бродский вот писал, что когда в ссылке вставал рано утром и шёл на работы, то чувствовал себя народом. Я вот тоже иду утром по Девяткино и чувствую. Эти рожи. Школьник ли, миловидная продавщица – все имеют вид угрожающий и одновременно жалостливый. Спектр большой, но сердцевина в этом. Так писал Шаламов про зэков. А тут свободное, светское общество.

Не выказываем мы друг другу великодушия и дружелюбия в людском утреннем потоке. Потому что есть риск агрессии, обмана. И есть что терять.

Хотя я сгущаю краски. Ещё на лицах всегда видны усталость и равнодушие. В них человек растворяется как в морозном тумане. Через эти чувства имеет право на внутреннее спокойствие.

Мы как на картине Брейгеля. Хорошо хоть не Босха).

8.

Сегодня у Джона Колтрейна день рождения. Я пьян. Я пять лет живу в Петербурге. Жизнь это мурмурация. В Усть-Илимске я прожил 18 лет. Среди тайги, зимы и экзистенциального ужаса. В Иркутске 11 лет. Там было интересно. Взрыды. Однажды ради девушки я избил человека. На остановке. Я был в оранжевой рубашке. Бил этого усатого мужика и понимал – если он попытается дать сдачи, я сразу упаду. Она не захотела уезжать в Петербург. А я рвался, потому что с 2003 года мне снился этот город. В 2003 я приехал в Питер из Иркутска автостопом и увидел самый красивый город в стране. Он снился мне с 2003 по 2013. Я не представлял его географию и поэтому во сне Питер являлся волшебным, каким-то Гофманвоским. Таким он и оказался в приближении. А экзистенциальный ужас никуда не исчез. И тут я, бывает, схвачусь за стену дома и дышу холодным паром ощущая себя зверем в большом каменном лабиринте. Шучу.

Хожу на работу, на репетиции и в гости, а потом все мы умрем. Это надо учитывать. Колтрейн верил в бога. Вера – субстанция, которую трудно понять. За что его люблю, за то что он в напоре своём стремился к одной конкретной ноте. Может быть как Бетховен.

9.

В тяготах мытарствах,

Грязные сердца.

Обгладали царство

Мертвого отца.

Завывают свиньи -

Холод режет кость.

А в степи в тенетах

Спит под шубой злость.

То ли ведьмы стонут

В мареве любви,

То ли тучи тянут

В даль тела свои.

Обрывая щеки,

Ветер бьёт в оскал.

Осень накрывает

Грудой зыбких шпал.

10.

Дом в котором я живу, сдан в эксплуатацию всего три месяца. Муровейник из крохотных студий. 19 этажей. Все стены чистые, после покраски. И только между грузовым и пассажирским лифтами на первом этаже кто-то нарисовал огромную свастику.

Её пальцем не стереть, надо мастерком. Или закрасить. Но никто не замечает как-будто. Рабочие и жильцы ходят туда сюда, заселяются, смотрят на неё когда ждут лифт. Но не трогают. И я про неё тоже забываю – то ремонт то репетиция. Но когда на полторы минуты мы остаёмся одни – она меня подкашивает. И я пытаюсь соскрести ее ключами. Лифт приходит быстро и за раз получается соскрести два сантиметра. Думаю до нового года управлюсь.

11.