Записки из Поднебесной

Мы шли к Запретному городу по улице, прямолинейной, как идеи Мао, и я с упоением вдыхал атмосферу старого Пекина. В каждом городе, везде, куда меня забрасывала судьба, я сразу, чуть ли не с порога, с вокзала, старался воспринять особый колорит местности, таинственный своеобразный отпечаток, наложенный на нее историей, искусством и случайностью. Я доверял своему первому впечатлению от нового для меня города; то ощущение, которое охватывает меня сразу по прибытии в него, обычно остается навсегда, усиливаясь или ослабляясь со временем, но почти не меняясь по существу. Нигде мне не было так хорошо, как в Петербурге; но другие города, проникнутые своим особым очарованием, совсем не похожие на него, тем не менее доставляли наслаждение не менее острое, хотя и совершенно другого рода. Я никогда не забуду тот восторг, который переполнял меня, когда я в первый раз шел по парижским улицам и бульварам (направляясь от Gare du Nord к Bois de Boulogne). Он воздействовал на меня почти физиологически, наполняя мою кровь пузырьками, как шампанское. Мне казалось, что волна ликования приподнимет меня сейчас над тротуаром, и я сдерживал шаги, как будто в самом деле боялся оторваться от него, сделав неосторожное движение. Этот прилив восторга впоследствии уже больше не повторялся, по крайней мере, с такой силой; но то, что я почувствовал в первый раз sur un trottoir de Paris, я многократно ощущал и позже. Мое приятное и беспечное flГўnerie Г  Paris в конце концов разменяло мелкой монетой то цельное ощущение, которое с такой силой охватило меня в первый раз, но следы его сохранились, и теперь, когда я вспоминаю о Париже, я непроизвольно, задним числом и все остальное мое пребывание в нем окрашиваю в те тона, в которые было окрашено мое самое первое знакомство с ним. Точно так же было и в других городах - с той только разницей, что ощущения от них были другими. Это мог быть сумрачный Берлин ревущая и грохочущая машина, безостановочный завод, перемалывающий все, что он поглощает, или сырой, прохладный Амстердам, сохранивший уют небольшого приморского городка, даже разросшись до своих непомерных размеров, или скучноватая Прага, претворившая в себе все европейские веяния, переделав их, впрочем, на свой провинциальный мелковатый лад - везде города обладали какой-то единой атмосферой, воспринимавшейся сразу же, при первом в них появлении. Я сразу мог сказать, понравятся они мне или нет, будет ли приятным пребывание в них или станет мучительным. Здесь, в Пекине, мне было хорошо. Что именно мне здесь нравилось, я не смог бы сказать. Сама городская обстановка производила сладостное впечатление чего-то знакомого и издавна полюбившегося, хотя и несколько подзабытого.

Это ощущение какого-то внутреннего родства с Пекином, в общем-то совершенно незнакомым и чуждым мне пока что городом, подогревалась и тем, что я знал о его истории, одно время довольно тесно переплетавшейся с нашей. Мы направлялись к Запретному городу, императорской резиденции, и я не мог не сопоставлять его с московским Кремлем, возникшим примерно в то же время и, можно сказать, по тому же поводу. После свержения монголов обе страны, Китай и Россия, испытали мощный всплеск национального самосознания, нашедший свое грандиозное символическое воплощение в двух величественных постройках. В обоих случаях это были правительственные резиденции - только в Китае, несколько ранее освободившимся от монгольского владычества, основной упор делался на строительство дворцов в Пекине, а не стен вокруг них - в то время как Москве, уже нанесшей татарам несколько чувствительных поражений, но еще не обезопасившей себя окончательно от их набегов, приходилось заботиться в первую очередь о прочности крепостных укреплений.