Записки из страны Нигде

Если что-то умирает, значит, оно больше не может жить. Значит, на конвентах стало скучно, потому что невозможно двадцать лет кряду толочь в воду в ступе и не ощутить пустоты. Значит, огромные межавторские проекты, которые должны были принести авторам славу, а издательствам деньги, не находят читателя настолько массового, чтобы все это достойно реализовалось. Конечно, можно обвинить тех, кто попытался сделать фантастическую литературу коммерческой. Лично меня в последние пять, если не семь лет шокирует то обстоятельство, что писатели, встречаясь, обсуждают только деньги. Запускается проект очередного заведомо мертворожденного фэнзина, ну поговорите о литературном наполнении, о направлении, пусть хотя бы пара номеров выйдет. Однако сразу речь пошла о гонорарах, распостранении, продажах. А для чего существуют все эти менеджеры, руководители проектов, издатели, распространители (торговцы), как не для того, чтобы продавать, распространять? Почему писателей-то втягивают в эти "коммерческие" разговоры?

Если бы я хотела стать коммерческим директором, я бы стала коммерческим директором. Но мне хочется быть писателем, которому нет нужды вникать в сложности продаж и продвижения. Ведь для этого как будто существуют другие люди.

Но эти "другие люди" хотят, чтобы писатели вникали в их сложности. И писатели, которые не получают нормальных денег за свою работу, послушно вникают в сложности... Естественно, став писателями, они не стали хорошо разбираться в бизнесе (за малыми исключениями). Поэтому они и книг нормальных не пишут, и по коммерческой линии не очень. Но поговорить хочется.

...И вот фантастика умирает. "А чем что-то доказывать - пошли бы в лес, на охоту, набили бы дичи..."

Совершенно очевидно, что кризис захлестывает не столько "литературу" (в форме текстов), сколько "литературный процесс", который значительно шире, чем собственно текст, и включает в себя конвенты, журналы, разговоры, окололитературные блоги, читательский интерес - словом, тот питательный бульон, в котором существует текст.

Сам-то по себе текст, в принципе, в этом не то чтобы не нуждается, - текст в принципе первичен и создается, по моему скромному убеждению, в одиночестве, наедине с листом бумаги или экраном монитора. Качество такого текста не зависит ни от фэндома, ни от коммерческих требований, ни от состояния здоровья "брата Петрополя".

И если таких текстов не появляется в определенном жанре (например, в жанре фантастики) - значит, жанр сейчас не востребован обществом, значит, он не нужен самим авторам. А если появляется - то слухи о смерти жанра являются сильно преувеличенными.

Лично я считаю, что слово убить нельзя. Хочешь, чтобы фантастика жила, - пиши хорошие фантастические тексты. С моей точки зрения, другого пути просто не существует.

Точка входа

03:00 / 19.09.2016

Почему одни произведения – «твои», а другие – «чужие»? Что заставляет читателя входить в книгу и как бы жить в ней, а затем сделать частью ее своей души – и тогда уже она «живет» в нем? Есть какой-то секрет....

Условно я бы назвала этот секрет – наличием или отсутствием «точки входа» (можно взять или придумать любой другой термин, этот я предлагаю для удобства).

Меня всегда удивляло – как много произведений созданы вообще без боли. Просто вот сидит писатель за столом, попивает чаек, настроение у него  хорошее, диван мягкий, на столе ждет арбуз. О чем бы пописать? Ну давайте про тяжелую жизнь полуэльфа, у которого враги сожгли родную хату, и вот пришлось ему скитаться в мире людей… Эх, благодать-то какая!..

И смотрит писатель на своего героя не то чтобы свысока – а очень со стороны. Рассматривает как картинку, без сочувствия. Без со-чувствия, со-переживания. Кстати, тот же самый сюжет другой писатель – или тот же самый, но при других обстоятельствах, - может писать и с болью. Только вот происходит это очень редко. У писателя есть еще литературный агент, а агент ему диктует: сейчас спросом пользуется вот это, структура книги должна быть вот такой, а героя сделай-ка нам вот эдакого… То есть, в процесс активно вмешивается «рынок», и всякое со-страдание вянет на корню. Я могу сострадать моему герою, тому, который изошел из глубин моего сердца, - а когда его ощупал менеджер своими лапами работорговца и потребовал мышцы сделать покрепче, а характер подубовее, - тут-то вся любовь и кончилась.

Однако вернемся к «боли». Если нет сердечной боли – у меня не получается в полной мере соединиться с произведением, сделать его «своим». Как будто болевая точка души – общая для автора, персонажа и меня, - является своего рода порталом между мирами.

Эти порталы непостоянны. Иные закрываются после того, как закрываются (заживают) болевые точки души читателя.

Почему в детстве мы так часто и так глубоко входим в книги (фильмы, игры)? Я думаю, именно потому, что эти произведения обнаруживают в нашей душе эти самые болевые точки. Их много, но ребенок их плохо осознает. Книга затрагивает то одну, то другую, они отзываются, открываются – так открываются порталы, и ребенок входит в иные миры.