Перед отъездом в мою следующую зарубежную командировку я для получения инструкций снова был вызван к Серову. Тогда он сказал, что очень доволен моей работой, пожелал мне успешной поездки и попросил зайти к нему домой — как он выразился, «для получения дополнительных инструкций от его супруги». Когда я тем же вечером пришел к Серовым, его жена вручила мне длинный список того, что мне надлежало купить для нее в Париже, а генерал попросил привезти ему легкую теннисную куртку. Они, в свою очередь, презентовали мне несколько баночек черной икры и предложили на дорогу батон копченой колбасы. Икру я с благодарностью принял, а вот от дефицитной колбасы вежливо отказался.
Пережитки капитализма присущи всем, особенно тем, кто любит хорошие вещи. «У нас в Советском Союзе есть все, и лучшего качества, чем на Западе», — обычно говорим мы. Однако все лучшее мы привозим из-за границы. Даже нижнее белье, которое жены Серова и Чураева просили меня им привезти. Одна из них хотела, чтобы я купил ей в Лондоне или Париже такие элементарные вещи, как чулки, колготки, записные книжки, одеколон, парфюм, электрические бритвы, батарейки для транзисторов, ручки-самописки, коньяк, грампластинки, свитера, рубашки, шарфы и много чего еще. Только в последние две командировки мне дали списки, насчитывавшие более ста наименований самых различных вещей.
Вот такое у нас «социалистическое общество», в котором почти ничего нет! Но при том, что у нас не хватает даже таких простых товаров, как чулки или шарфы, стало привычным повторять: «Все у нас есть, и если это все советское, значит, самое лучшее». Для членов Центрального Комитета, маршалов и генералов, а также для их семей все закупается за рубежом, причем действительно самое лучшее. А как быть с ночными клубами и ресторанами? Их-то в Москву не привезешь. Конечно, у нас есть свои роскошные рестораны, где и накормят, и обслужат по высшему разряду, но вход в них для простых людей закрыт.
Во время второй поездки в Лондон я купил много подарков для Варенцова и его семьи. Для генерала Смоликова, начальника отдела кадров, я привез две самописки, бумажник, несколько флаконов духов и игральные карты. Особенно ему хотелось иметь заграничные карты, поскольку он — страстный поклонник преферанса (русская карточная игра). По просьбе супруги Гвишиани я привез ей духи, пудру, губную помаду, сигареты, игральные карты и много других вещей, а для Руднева, председателя комитета, — несколько двенадцативольтовых батареек. Как видите, в числе тех, кому я должен был делать подношения, оказался и самый главный начальник, призванный руководить научно-техническими исследованиями в нашей стране. Многим из отъезжающих за границу он заказывал привезти обычные батарейки! И это понятно, в Советском Союзе их днем с огнем не сыскать. Думаю, что одно уже это свидетельствует о существующем в нашей стране дефиците, в противовес тому, что мы можем показать иностранным специалистам.
В 1961 году, находясь в Англии и Франции, я должен был выполнять задание ГРУ — собирать информацию научного и военного характера. Однако в связи с тем, что меня назначили старшим группы, свободным временем я не располагал и активного участия в оперативной, как мы ее называем, работе, не принимал. Мне удалось установить деловые контакты, завести знакомства, собрать литературу, которая могла заинтересовать Главное разведывательное управление, и т. п. В Англии и Франции нашу делегацию принимали очень хорошо. Там я познакомился со многими интересными и очень перспективными специалистами как в области науки, так и бизнеса.
Меня не переставало удивлять то, как легко и непринужденно эти люди общались с нами. В Турции же — единственной стране, в которой мне довелось до этого побывать, — я постоянно ощущал, мягко выражаясь, весьма сдержанное отношение местных жителей к советским людям. К тому же местная полиция не оставляла меня своим вниманием — буквально следовала за мной по пятам. Англичане же и французы свободно общались со мной, приглашали к себе домой, в рестораны и в конторы фйрм. Этим я был буквально поражен, поскольку в Военно-дипломатической академии нам много рассказывали о спецслужбах этих стран. Но, оказавшись, наконец, там, я увидел собственными глазами, как естественно и непринужденно ведут себя иностранцы. К тому же ни в Англии, ни во Франции я ни разу не заметил за собой слежки.
О пребывании нашей делегации не было упомянуто ни в британской, ни во французской прессе, а те, с кем я общался, принимали меня за такого же бизнесмена, как они сами, считали, что я — представитель советской торговой фирмы. Неужели англичане и французы столь наивны? А может, в СССР специально насаждалось мнение, что все иностранцы — шпионы, а жизнь простого человека на Западе — сущее мучение? Ответа на этот вопрос я так и не нашел. Он мучает меня по-прежнему.