Дипломату посоветовали поприсутствовать на похоронах нациста, чтобы он лично убедился в превосходстве новой нацистской морали. Макдональд воспользовался советом. На похоронах никто не обращал внимания на «слюнявого» священника, но потом, когда один высокопоставленный нацист отдал салют и заговорил, по толпе словно прошел электрический разряд. «Вот это настоящее духовное лидерство»[272]. 7 апреля Гитлер сказал в личной беседе Макдональду: «Я сделаю то, что хотят сделать во всем мире»[273].
Впрочем, как отмечал Макдональд, антисемитизмом страдали не только нацисты. Однажды дипломат ехал на поезде из Берлина в Базель и разговорился с пассажиром, которого принял за продавца. Этот человек не был нацистом, но своих расовых взглядов не скрывал. В унизительной манере он осуждал доминирующее, с его точки зрения, влияние еврейского населения на культуру Германии, при этом отмечая, что влияние евреев на нации романской группы языков не такое сильное, как на немцев»[274].
После прихода Гитлера к власти многие журналисты пытались разоблачить подлинную суть Третьего рейха, в то время как другие восхваляли диктатора. Для них Гитлер был лидером, который, в то время как другие страны находились в застое, давал немцам работу, создавал новую инфраструктуру.
Непосредственно перед приходом Гитлера к власти количество иностранных туристов в Германии уменьшилось, но после установления диктатуры в страну потянулись бизнесмены и специалисты из самых разных областей. Они хотели своими глазами увидеть то, что происходит в Третьем рейхе, и составить собственное мнение о нем. Что такое новая Германия – современная утопия, к которой должны стремиться другие страны, или, как сообщали многие газеты, ужасное шоу жестокости, репрессий и антисемитизма?
Английский ученый Филип Конвелл-Эванс оказался одним из первых иностранных апологетов нового режима. Впрочем, как указывает Карина Урбах в книге «Посредники для Гитлера», остается неясным, действительно ли Конвелл-Эванс симпатизировал нацистам или все же был сотрудником английской разведки[275]. В начале 1933 г. ученый преподавал историю дипломатии в университете Кенигсберга, города, в котором философ Кант провел большую часть своей жизни.
Кенигсберг был столицей Восточной Пруссии, располагался в непосредственной близости от Польши и прибалтийских государств, поэтому совершенно не удивительно, что местные студенты интересовались международными отношениями. «Каждый день в четыре часа они рассаживаются вокруг стола, и мы оживленно обсуждаем последние события», – писал Конвелл-Эванс. Он никогда не отрицал жестокость нового режима, однако, как и многие пронацистски настроенные иностранцы, считал, что пресса сильно преувеличивает масштабы этой жестокости. Газеты писали об избиениях и драках, из-за чего у читателей могло сложиться ложное впечатление, что подобное поведение – это неотъемлемая часть национал-социализма. Конвелл-Эванс считал, что «движение позорит лишь мелкая кучка хулиганов. Подавляющее большинство нацистов – это люди, готовые служить родине и жертвовать собой ради сограждан»[276].
Точно так же, как и многие правые, Конвелл-Эванс видел в нацистах родственные души. Правые считали, что Гитлера надо поддерживать не потому, что он хочет добиться отмены Версальского договора, а из-за кровных уз. Вместо того чтобы спорить из-за таких незначительных проблем, как «еврейский вопрос», или нескольких недовольных радикалов, британцы и американцы должны стоять плечом к плечу со своими англосаксонскими немецкими братьями, готовыми бороться с общим врагом – коммунизмом.
В отличие от Конвелл-Эванса, Роберт Бернейс выступал с критикой национал-социализма. Тем не менее даже он был приятно удивлен железной волей студентов-нацистов, с которыми общался во время короткого ознакомительного визита в Германию. Один из молодых студентов пригласил англичанина в свою комнату в общежитии Берлинского университета. Эта комната, как писал Бернейс, была олицетворением духа движения нацистов. В ней находилось немного вещей, но зато все они имели большое значение. На стене висела огромная карта Германии, на которой красным были отмечены территории, отнятые по Версальскому договору, и перечислены колонии, потерянные после войны. Единственной фотографией в комнате был портрет Гитлера, а единственной мебелью – стол и два стула с твердыми спинками. В одном углу лежало все необходимое для дуэли, в другом – альпинистское оборудование. Кроме этого, в комнате имелся радиоприемник и несколько пивных кружек, полученных во время студенческих вечеринок. Как писал Бернейс, режиссер фильма о нацизме не смог бы найти более убедительной декорации[277].