Записки художника-архитектора. Труды, встречи, впечатления. Книга 1

Участники Научной экспедиции Наркомпроса по обследованию памятников архитектуры и искусства Поволжья на пароходе «Лев Толстой». И.Е. Бондаренко сидит в центре, отмечен цифрой 5, рядом – И.Э. Грабарь (отмечен цифрой 6).

9-й – И.В. Рыльский. Фото1919–1920-х гг. РГАЛИ

Участники Научной экспедиции Наркомпроса по обследованию памятников архитектуры и искусства Поволжья. 1– Г.О. Чириков, 2 – П.Д. Барановский (?), 4 – Ф.Я. Мишуков, 5 – Н.Н. Померанцев, 6 – И.Э. Грабарь, 8 – А.И. Анисимов, 10 – И.В. Рыльский. И.Е. Бондаренко не помечен цифрой – стоит в первом ряду третий справа. Фото1919–1920-х гг. РГАЛИ

И.Е. Бондаренко. Фото 1941 г. РГАЛИ

И.Е. Бондаренко. Фото с дарственной надписью А.К. Виноградову.

9 апреля 1941 г. РГАЛИ

Бондаренко И.Е. Автопортрет с надписью автора.

Бумага, тушь, перо. 2 августа 1945 г. РГАЛИ

Дом, в котором находилась последняя квартира И.Е. Бондаренко в Москве, где он работал над мемуарами (ул. Гончарная, бывш. Володарского, д. 14). До реконструкции. Фото 1970–1980-х гг.

Квартира № 9 находилась на 3-м этаже (в мансарде).

Глава 1 Детство

Первое утро своей жизни я увидел еще в старом доме, там, на окраине города Уфы.

Когда мне было четыре года, мой отец, уфимский мещанин, занимавшийся кустарничеством по железному делу, небольшой свой дом продал и переехал в более просторный, по Лазаретной улице[32], ближе к базару.

Тяжелую жизненную школу прошел мой дед, выходец из Полтавской губернии, еще мальчиком приехавший в Уфу на плотах простым бурлаком.

Нерадостна была жизнь и моего отца, оставшегося мальчиком сиротой, нужда доходила до того, что ситцевая рубашка была событием. Тяжелый физический труд на воздухе закалил его молодость, когда он был еще мальчишкой на побегушках у целовальника[33] Ивана Ефимовича, которого отец всегда вспоминал как «благодетеля», хотя этот благодетель лупил его. Все невзгоды переборол отец и, в конце концов, к моменту переезда в новый дом стал купцом второй гильдии[34], завел на базаре небольшую лавку, деревянную из досок, открытую со всех сторон, без теплушки. С утра до вечера гнул и рубил железо, делал железные лопаты, грабли, ведра. Невысокого роста, необычайно крепко сложенный, отец обладал огромной силой – сгибал подкову и гнул в пальцах серебряный рубль. <Большой любитель лошадей, он принимал впоследствии участие в бегах, и однажды у него взбесилась лошадь и понесла его дрожки. Лошадь он удержал, но разорвал себе связки двух пальцев на левой руке и во всю жизнь не мог их разогнуть>[35].

С движениями плавными, тяжело и твердо ступая, вставал отец чуть свет, и весь день был на ногах, всегда чем-то занятый. Аккуратный, всегда очень скромно, чисто одетый, он требовал и от детей порядка и чистоты; воспитывал строго по-спартански, приучая спать на кошме (войлоке), сложенной вдвое, никаких матрасов не полагалось, а кровать была только для маленьких детей и для няни. Приучал обливаться холодной водой и в пример ставил себя, рассказывал, как он мальчиком бегал по снегу босиком.

Строгость была и в пище, всегда простой. Готовили одно и то же: что для себя, то и для дворника, и приказчика. Простые, вкусные, наваристые щи, баранина или каша, постом с конопляным маслом (подсолнечное считалось прихотью). Только в праздники котлеты, но всегда черный и пшеничный своего печенья хлеб, а белая булка – это уже баловство.

Строжайшие соблюдались посты, даже по средам и пятницам. Но мать не была постницей и для детей разрешала мясное, на что отец ворчал.