Записки художника-архитектора. Труды, встречи, впечатления. Книга 1

Дом наш был не лучше соседних: длинный, одноэтажный, деревянный, обшитый тесом «под руст»[36], выкрашенный темно-красной краской. Парадное крылечко на двух столбиках со скамейками по бокам, на которых отец любил посидеть летним вечером, подзывая знакомых прохожих побеседовать и угощая их копченой воблой, огромный короб которой стоял в чулане галерейки, ведущей с крыльца в комнаты. Ворота с типичными резными ампирными розетками[37] на полотнищах, калиткой, и рядом маленький деревянный флигелек. Большой двор с каретниками (сараями), через весь двор по протянутой проволоке ночью бегает цепная собака. За сараями огромный запущенный сад с высокими березами, дикими яблонями, кустами малины, смородины, крыжовника, два деревца сирени и клумба с выродившимися многолетками. В глубине заднего двора небольшой сруб бани.

Вид центра Уфы со Случевской горы. Фото 1910-х гг.

Постройки были старинные, но еще крепкие. Наша семья расположилась в лицевой части дома по Лазаретной улице, а в крыле по другую улицу поместилось городское приходское училище[38] в один большой класс на сорок человек, с квартирой, где жил учитель А.И. Некрасов со своей семьей. Семья учителя была культурная. Сторож училища был моим первым сказителем сказок, поверий, былин и научил меня делать бумажные змеи с трещоткой. Учитель незаметно выучил меня по складным буквам грамоте и потом снабжал книгами, поощряя также мою рано пробудившуюся страсть к рисованию, доходившую иногда до криминальных опытов разрисовки углем только что окрашенной стены в одной из наших комнат, за что и получал награду за вихор, хотя отцу и нравилось мое рисование.

<Детский масштаб, в общем, был гулливерский. Жилая площадь нашего дома в 125 кв. м тогда казалась огромной>[39]. Зальце с тремя окнами, невысокое, имело всего 34 кв. м. Стены оклеены белыми обоями, полы крашеные, и чинно расставлены старинные карельской березы стулья вдоль стен, хромолитография в тонком багете с подписью «Водопад в Швейцарии, посещаемый разными путешественниками»[40]. На небольших окнах цветы: герань, фуксии и фикусы, в углу икона с лампадкой и старинный рояль, длинный, красного дерева, совершенно случайно очутившийся в нашем доме.

Проводя целые дни в лавке, отец постоянно посещал толкучку, где торговали всяким хламом. Не пропускал даже случая, чтобы у мимо идущей бабы-торговки не купить какую-нибудь ветошь. Страстный любитель аукционов, он покупал иногда совершенно ненужные вещи, вроде старой треугольной шляпы с перьями. На вопрос матери: зачем это он купил? Отец пояснял: «Ну, хоть в баню ходить. Ведь дешево, один материал вдвое дороже стоит». <Покупались какие-то огромные картонки со старыми кринолинами, из них мать нашивала детям рубашки и платьица, а я вытаскивал стальные прутья для лука>[41].

В числе племянников отца был Александр Васильевич, уже почтенных лет, уважаемый человек. Необычайно серьезный, спокойный, он с деловым видом подшучивал над аукционной страстью отца.

Воскресенский кафедральный собор на Соборной площади Уфы (1833–1841).

В нем хранилась икона Казанской Божией матери. Фото 1900-х гг.

(Разобран в 1932 г., на его фундаменте в 1950-х гг. возведено здание Башкирского государственного академического театра драмы имени М. Гафури)

<Как-то вечером заходит к отцу и говорит:

– Что же это вы, дяденька, дома сидите и не съездите.

– Куда?

– Да слонов посмотреть.

– Каких слонов?

– Да в зверинец ведут, что ли четырех слонов, трое-то прошли по мосту через Белую, а четвертый, большой, застрял, так пожарные поехали протаскивать.

– Что ты говоришь! Ты видел их?

– Да я сейчас оттуда, с Вавиловского перевоза.

Отец приказал скорее запрягать лошадь в тарантас и, взяв детей, быстро поехал. Вавиловский перевоз оказался пуст. Никого не было, и никаких слонов никто не видел.

– Ты что же это! А! – напустился отец на дядю, а тот со своими всегда приподнятыми бровями и невинным взором оправдывался, дескать, – Видимо уже провели, я-то издали не разглядел хорошо, народу-то много, а другие говорили… >[42].

Аукционы происходили обычно во дворе окружного суда или в его залах. Однажды отец, проезжая мимо, увидел во дворе народ, а из ворот выходил дядя Александр Васильевич[43].

– Что это там? – спросил отец.

– Да корову с аукциона продают. Так что же не покупаешь?

– Да у меня их две, не нужно больше, все-таки, пожалуй, взгляну.

Отец спешно протиснулся к столику, за которым пристав[44] уже стучал молоточком, выкрикивая: «Двадцать шесть! Кто больше?»

Не желая упускать так дешево коровы (цены на которых были рублей сорок), отец крикнул: «Двадцать семь!» – и покупка осталась за ним.

Толпа стала расходиться, и тут происходит диалог отца с приставом.

– Где она у вас?

– В зале, во втором этаже.