Читаем Записки художника-архитектора. Труды, встречи, впечатления. Книга 1 полностью

Зимой по городу лежали сугробы снега, его сгребали с тротуаров и улиц в целые горы, чтоб только можно было проехать и пройти, снег не вывозили, и весной текли целые потоки, и грязь, грязь непролазная. Весной и осенью нас отвозили в гимназию, и лишь бедные школьники приходских училищ акробатически пробирались по улицам, цепляясь за заборы, борясь с вязкой глиной и жидкой грязью. Немощеные улицы превращались в озера грязи, и на базарной площади даже ставили вехи, указывавшие, где можно было проехать. Тротуары лишь на трех главных улицах были покрыты плитами вразброд из местного известняка, на других были иногда доски, а чаще грунт естественный. Осенью Старая Уфа бывала отрезана от центра, проехать туда было чрезвычайно трудно, а пройти могли лишь смельчаки, и жила эта часть города своей жизнью, имела свой «нижний» базар, свою церковь, свое кладбище и свою пожарную деревянную каланчу, шатавшуюся при малейшем ветре; медицинская помощь при одном фельдшере больше отправлялась старухами, лечившими заговорами и травами. Среди садов и покосившихся домишек был пруд, где мальчишки купались, и тут же бабы полоскали белье. Плашкоутный мост[125] соединял заречную сторону, «забелую», где стояли три лесопилки. У моста постоянные плоты, с которых купались, и мальчишки ловили рыбу. Патриархальные были нравы: не заводили купален и купались все с плотов, мужчины ближе к мосту, поодаль женщины, дружелюбно перекликаясь между собой. Бани у всех были собственные; единственные общественные бани, довольно грязные, находились в овраге на Телеграфной улице, но ходить туда считалось предосудительным.


Панорама Уфы. Фото 1910-х гг.


За рекой Белой шла «урема», мелкий перелесок до реки Дёмы, а дальше лес и степи сливались в необозримую даль.

Перейдя из-за реки Белой на городскую сторону по мосту, попадали на «нижний» базар с мучными амбарами и мелкой торговлей. На самом берегу реки в конце семидесятых годов была построена изба, называвшаяся «спасательной станцией»; куплена была лодка, нанят отставной матрос, которого назвали «спасителем»; когда по Старой Уфе разнесся слух, что на Белой катается в лодке «спаситель», все старушонки собрались на реку. Тут же у моста стояли лубяные шалаши, где бабы продавали пироги с рыбой, калачи из серой муки и «кислые щи» (род кваса).

Налево по склону высокой Случевской горы и соседней Семинарской лепились птичьими гнездами домишки «архиерейской» слободки. Город, расположенный в нагорной части, издали казался очень красивым, утопавшим в садах с высящейся белой колокольней собора. Большой парк Ушаковский (по фамилии губернатора Ушакова, про которого говорили, что губернатор Ушаков из породы ишаков) был еще недавно насажен, и на его лужайках стояли стога сена, скошенного для губернаторских лошадей.

Против парка и было двухэтажное здание мужской гимназии, а недалеко находился губернаторский дом с крапивой и бурьяном у забора, рядом здание суда, дальше белокаменная татарская мечеть с высоким минаретом, и [потом] улица сразу шла под гору к реке. На базарной площади стоял деревянный сруб – «фонтал»[126], городской колодец, накачиваемый вручную; против – здание городской думы с садом, где бывали гулянья с козлом, ходящим по канату, а в «царские дни»[127] зажигались плошки с салом, в которые мальчишки любили плевать, тогда сало так занятно шипело, и в соседнем ремесленном училище вывешивался транспарант с изображением цехов ремесел. Недалеко был и наш дом, в канавах росла трава, соседние улицы были сплошь заросшие травой.

Сухановский кабак был против базара, рядом с аптекой Генриха Штехера, и имел вывеску без надписи, с изображением двух мужиков, пьющих чай за столом, с самоваром и двумя штофами водки. По другую сторону базара был трактир Перепольцева с двором для приезжих возчиков и харчевней тоже с вывеской, изображавшей стол, с одной стороны которого сидел купец, держа перед собой на вилке поросячью голову, с другой, положа на стол руки и голову, спал субъект, по платью похожий на писаря, посредине, перед столом, стоял половой[128], держа поднос с бутылкой водки. Вывески были больше предметными изображениями: так, у сапожника, поставлявшего на всю Уфу обувь, висел над входом огромный золоченый сапог, у булочных – золоченый крендель, у колбасной – окорок, у портного – ножницы. На углу главной улицы большой одноэтажный деревянный старый дом – трактир «Бавария» – притон всех босяков. Была еще гостиница «Россия» с бильярдом, содержавшаяся бывшим городским головой С.Л. Сахаровым, темной личностью, вышедшей из маркеров[129].

Перейти на страницу:

Похожие книги

XX век флота. Трагедия фатальных ошибок
XX век флота. Трагедия фатальных ошибок

Главная книга ведущего историка флота. Самый полемический и парадоксальный взгляд на развитие ВМС в XX веке. Опровержение самых расхожих «военно-морских» мифов – например, знаете ли вы, что вопреки рассказам очевидцев японцы в Цусимском сражении стреляли реже, чем русские, а наибольшие потери британскому флоту во время Фолклендской войны нанесли невзорвавшиеся бомбы и ракеты?Говорят, что генералы «всегда готовятся к прошедшей войне», но адмиралы в этом отношении ничуть не лучше – военно-морская тактика в XX столетии постоянно отставала от научно-технической революции. Хотя флот по праву считается самым высокотехнологичным видом вооруженных сил и развивался гораздо быстрее армии и даже авиации (именно моряки первыми начали использовать такие новинки, как скорострельные орудия, радары, ядерные силовые установки и многое другое), тактические взгляды адмиралов слишком часто оказывались покрыты плесенью, что приводило к трагическим последствиям. Большинство морских сражений XX века при ближайшем рассмотрении предстают трагикомедией вопиющей некомпетентности, непростительных промахов и нелепых просчетов. Но эта книга – больше чем простая «работа над ошибками» и анализ упущенных возможностей. Это не только урок истории, но еще и прогноз на будущее.

Александр Геннадьевич Больных

История / Военное дело, военная техника и вооружение / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное