Ко мне обратился старик Поляков: «Вот вы, говорят, крепко знаете Русь, так вот церковку нам и выстройте, чтобы она была наша, своя, родная!»
Приехал я в правление Викулы Морозова, разговор пошел о месте, времени постройки, стоимости.
– Стройте поскорей (все еще было неверие к манифестам!). Место выберете вот с ним, – указал глава правления И.В. Морозов на низенького толстого и добродушного И.И. Ануфриева, называемого дядей Ваней, – он и будет следить за постройкой, что нужно, скажите, все будет…
Предложил я составить смету.
– Никакой сметы не нужно, сколько нужно, столько и будет стоить, только чтобы было хорошо!
Предо мной развернулось широкое поле деятельности, на котором я мог проверить свои силы. Появилась возможность дать новое, исходя из хороших традиций старого русского народного искусства.
Помчались грезы. Вспомнился наш Север…
Как-то внезапно, сидя в вечерние сумерки в парке в Кузьминках, где жил на даче, <куда приезжал только с полдня субботы и на воскресенье. Кругом была тишина, царившая тогда в этой “подмосковной”, где все было пропитано ампиром>[285]
, я вдруг увидел пред собой ясный силуэт шатровой, северной скромной церковки. Этот пригрезившийся силуэт я сейчас же набросил на клочке бумажки. Образец постройки неотступно был предо мной.Приехал домой в Москву и сделал проект, не изменив нисколько задуманного силуэта.
Проект понравился, началась работа.
Рисовал я с увлечением и никаким другим делом не занялся, пока не установил в рисунках и чертежах все сооружение. <Русское искусство стало реальным делом>[286]
.Погруженный в мир национального старого народного творчества, выискивая из музейных коллекций и из своих впечатлений образы, я спешил с работой. Время ушло все без остатка на рисунки и заказы всех, даже мельчайших деталей наружной отделки фасада и всех деталей интерьера, розданы были все заказы столярам, резчикам, бронзовщикам, вышивальщицам[287]
.Состоялась торжественная закладка, розданы рабочим новые красные рубахи, десятника одели в новый пиджак, поставили им четверти[288]
две водки.Отец-настоятель устроил постную трапезу (был Петров пост). Монотонно пели молитву, вкусили какого-то пресного пирога с рыбой, запивая домашним квасом.
Эта церковь строилась для поморцев Общины брачного согласия[289]
. Народ был серьезный по виду. Начальник строительства дядя Ваня после этой трапезы шепнул мне: «Пойдем, отец-архитектор, в трактирчик, попьем чайку». Недалеко на Разгуляе трактир «Рим». Пришли. Заняли скромный столик.«Ну-ка, братец, – обратился дядя Ваня к половому, – подай-ка нам мадерцы, да хорошую соляночку с ветчиной устрой, сосисочек положи, да зажарь еще уточку… А теперь пока покурим и поговорим о деле…»
Обрядность была в основе этих старообрядцев. Веру свою принимали как наследственное, душевное богатство, но немногие только были глубоко религиозными. Внешний декорум соблюдался крепко, истово исполнялись поклоны, и службу справляли долго, по уставу! Унисонное пенье[290]
, долгое, ясное, четкое чтение своих богослужебных книг – все было соблюдаемо. Но люди жили в XX в., и все были люди города и верили крепко лишь в силу своего капитала.Как все они были далеки от той старой веры, за которую умирал протопоп Аввакум! И в ссылку отправлялась неукротимая боярыня Морозова!
И настоятель, конечно, все видел, но терпимостью обладал, как и все остальные, и слов осуждения не слышалось. И дочка настоятеля, причесанная по моде, глазки строит молодому франту. И европеизированная фабрикантша Морозова одела темный сарафан и покрылась белой косыночкой, и тот же добродушный дядя Ваня одел длинный старообрядческий кафтан, чинно взяв в руку свечу, смиренно шел в крестном ходе на освящении церкви, также смиренно со строгими лицами шли и остальные именитые купцы так же одетые.
Как-то один из жертвователей, купец Мозолкин, содержавший ассенизационные обозы (занимался подрядами очистки отхожих мест), одев черный европейский сюртук, расчесав длинную рыжую бороду, истово танцевал в Дворянском собрании на студенческом балу. Большой был любитель танцев!