Записки художника-архитектора. Труды, встречи, впечатления. Книга 2

Но время так незаметно летит! Уже нужно домой, где соскучились обо мне мои постройки. Сладостная грусть охватывает, когда прощаешься с этими прелестными малыми городками Тосканы, тихо дремлющими, покрываясь провинциальной пылью, заволакиваясь вечерним туманом, со звоном кампанил. Но «Ave Maria»[262] заставит остановиться на минуту только бредущего с работы бедняка, да машинально перебирающего четки в рукаве сутаны аббата, направляющегося выпить рюмку вермута от своих «трудов».

Пора домой!

Обычно, едучи за границу, я никогда не занимался специальной подготовкой по описаниям их и путеводителям, а всегда отдавался непосредственному чувству зрительных восприятий. Еще меньше было охоты педантично штудировать перед поездкой историю архитектуры и искусства стран зарубежных, а Италии особенно. Проверять по «натуре» книжное знание хорошо, но непосредственные и неожиданные впечатления всегда острее и глубже.

А вот разобраться в этих впечатлениях необходимо, и делаешь кратковременную остановку на обратном пути на тихих итальянских озерах, <где-нибудь в Комо или Белладжио>[263].

Нужно сожалеть, что в период увлечения модерном мы сгоряча отбросили Виньолу, <без канонов, без ордера и без знания классического искусства (архитектуры) жили мы в те годы>[264]. А как бы эти знания помогли уяснить много.

Глава 20 Старообрядцы

Поездка в Италию растрясла мой карман! Как было кстати, когда я вернулся в Москву, выиграть дело с Иерусалимским патриаршим подворьем[265]. На Пречистенском бульваре был огромный участок земли, выходящий в Филипповский пер[еулок] с небольшой церковью Филиппа и старым небольшим домом. Богатые и скаредные монахи-греки, владевшие этим участком, решили строить большой доходный дом. <Фанатик, славянофил старик Н.Н. Дурново, постоянно имевший дела с сербами, греками, монахами и Иерусалимом, порекомендовал настоятелю этого Иерусалимского подворья архитектором меня>[266].

Заказан был проект мне.

В срок я выполнил заказ и отправил чертежи и смету настоятелю архимандриту Афанасию, взял расписку в получении материалов. <На всякий случай! Уж очень жуликоваты были эти монахи-греки>[267].

Когда наступило время приступить к постройке, я получил смету обратно с предложением так ее пересоставить, чтобы цены вздуть. (Надо же подкормиться и настоятелю, и, главное, эконому, тогдашнему завхозу.) Я отказался и потребовал ввести на строительстве строгий учет материалов, рабсилы и сдать постройку подрядчикам с торгов.

Такое ведение дела было неприемлемым для этих жуликоватых монахов.

За проекты, рабочие чертежи и сметы платить мне отказались, аванса же (задатка) я в своих работах обычно не брал, да и вообще в архитектурной практике тогда это не применялось.

Знакомому моему известному присяжному поверенному М.Ф. Ходасевичу я поручил это дело.

Опытный адвокат, он сумел выиграть дело, причем монахи обнаглели до того, что в окружном суде защитник их Метакса заявил: «Никакого проекта подворье не поручало, иск неосновательный и т. д., словом, я не я, ничего не знаем!»

Ходасевич в ответ молча предъявляет председателю суда визитную карточку архимандрита Афанасия, где написано его рукой, что чертежи и смету заказанного проекта от такого-то получил. Суд, конечно, присудил мне заплатить полностью, согласно расценке экспертизы. О таком скандальном поведении греков была помещена пространная заметка в газетах.

Деньги получились вовремя, можно было работать в более спокойных условиях. А подобный случай научил меня не всегда быть доверчивым. Нужно отдать справедливость московским купцам, с которыми мне вскоре пришлось иметь дела, – они всегда рядились, прося уступить хотя бы немного, но всегда аккуратно платили. В моей практике подобных случаев более не было.