Записки художника-архитектора. Труды, встречи, впечатления. Книга 2

Но мои конструктивные новшества озадачили губернского инженера Сальмановича, боявшегося на свою ответственность разрешить такую конструкцию. Пришлось съездить в Петербург, в Строительный комитет Министерства внутренних дел[394] – высшую инстанцию по важнейшим вопросам строительства. Там убедились в полной возможности предложенной мною системы, и губернскому владимирскому инженеру оставалось лишь проверить технические расчеты.

Простора для решения декоративных задач в этой перестройке не было, [я] отвел душу, только дав рисунки росписи сводов и стен, где орнамент и тематические сюжеты рисовал в духе ярославских росписей XVII в., <где ярким образцом, глубоко художественным, остаются церкви в Ярославле: Иоанна Предтечи в Толчкове, в Коровниках и ц[ерковь] Ильи Пророка>[395].

Шуя. Крестовоздвиженская церковь. Открытка конца XIX в.

По делам этих построек приходилось быть во Владимире. Интересный происходил там разговор церковного старосты и главного жертвователя с секретарем консистории[396], носившим фамилию Переборов, оправдывающую его манеру ведения дел.

– Так как же, Степан Кузьмич, насчет нашего дельца? – вопрошал староста.

– Да вот, как уже благоугодно будет его преосвященству с резолюцией.

– А скоро ли?

– А от вас зависит. – Переборов приподнял брови и смотрел в сторону.

– Да за нами дело не остановится, мы всегда готовы, понимаем, что хлопот вам много доставляем.

– Да ведь «понятия-то» я вашего еще не вижу.

Тогда староста спокойно лезет в бумажник и передает «понятие». Переборов также спокойно берет пачку кредиток, пересчитывает и, не торопясь, говорит, что тут маловато.

Шуя. Ковровская улица. Открытка конца XIX в.

– А остальная половина при получении резолюции, – поясняет староста.

– Переночуйте в гостинице, а завтра я туда Вам и принесу резолюцию так часиков в одиннадцать.

В длинном корпусе Владимирского губернского правления затхлость долголетняя. Те же коридоры, столы, желтые шкафы с делами, что и при Герцене[397] были, только люди были иные, но много оставалось их со старыми повадками.

Губернский инженер терпеливо, от нечего делать проверял мои расчеты и сметы железных перекрытий, долго продержал меня во Владимире, наконец, согласился, что введенная конструкция, хотя и новая, но правильная и одобрил ее. Тихий городок Владимир на высоком берегу Клязьмы окутан был особой сонливостью и безлюдьем. Два древних собора XII в., настоящие перлы русского зодчества, украшенные неразгаданной еще наивной скульптурой, напоминающей старороманские барельефы[398]. В гостином дворе приказчики играли в шашки, сидя на сундуках; посреди пыльной улицы стоял воз с сеном, мальчишки играли в чехарду; на углу главной улицы одинокий извозчик спал в пролетке, уткнув голову в колени; в садике перед старым зданием Дворянского собрания коза невозбранно обгладывала кору чахлого деревца; [рядом] почтовая контора с дверью, обитой холстиной и визжащим блоком на веревке; на углу мелочная лавка с продажей сена, овса и хомутов, с вывеской, где нарисован был белый конь, вздыбленный на задние ноги и с яростью пожирающий пучок сена – и из ноздрей идет пламя! Когда я стал фотографировать это любопытное произведение, вышел лавочник, почтительно поклонился и осведомился, что это я снимаю, и предложил: «Уж лучше меня снимите, чем жеребца на вывеске».

<Тихо текла там жизнь, и дремали два древних собора давнего искусства XII в., редчайшие перлы русского зодчества, украшенные не разгаданной еще наивной скульптурой, напоминающей старороманские барельефы>[399].

Дремотная жизнь, все оттягал деятельный промышленный Иваново-Вознесенск.

В Шуе я перестраивал собор[400] также на средства старосты, богатого купца Пухова. Перед тем как строить, происходил разговор в московском амбаре известного также шуйского фабриканта М.А. Павлова или как произносили его фамилию в Шуе – Павлова, крупного миллионера, являвшегося равным пайщиком в затратах на постройке собора.

Я предложил составить смету.

– Да ты прямо говори, без сметы – что будет стоить? – обратился ко мне Пухов.

Я затруднился назвать огульную цифру, мне помог староста, взяв счеты и отложив толстым корявым указательным пальцем единицу, начал считать:

– Скажем, перестройка старого обойдется рупь – а нового сколько?

– Конечно, дороже вдвое.

– Скажем, два. Так ведь, Михаил Ликсеич?

– Конечно, так. Ну, давайте новый, – решил Павлов.

– А насчет денег мы так скажем, – староста опять взял счеты, опять отложил костяшку.

– Вот, скажем, идет мой рупь, а вот твой, так ведь? – обратился он к Павлову.

Шуя. Торговая улица. Городские ряды. Открытка конца XIX в.

– Конечно, так.

– Ну и давай, строй новый, а сметы твоей не нужно, сколько следует и заплатим.