Записки художника-архитектора. Труды, встречи, впечатления. Книга 2

А вот уголок старого Милана — Кастелло Сфорцеско[188]. Сфорца[189], вероятно, не узнали бы своей крепости, где столько было пролито крови и где художники во главе с Леонардо занимались инженерией, устраивая поостроумнее защиту герцога. Теперь так был обновлен этот замок, так реставрирован, что всё стало мертвым кладбищем, складом для археологических фрагментов. <Нарочитая недоделанность, полуразрушенные, починенные стены дают обманчивое впечатление старины, а ее-то и нет в этом замке, мало ее и во всем Милане, если не считать двух-трех церквей ломбардской архитектуры, да остатка римского портика, еще не поврежденных реставрацией. А дождь снова начался>[190].

Ночной поезд на Венецию. Еще темно, когда приезжаешь на вокзал, жандарм провожает к гондоле и спрашивает: «В какой вы едете отель?» — и записывает номер гондолы. Много было случаев, что до отеля не доедет приехавший иностранец, находя успокоение вечное в грязных водах канала.

Венеция ночью — это увертюра к неведомому, и звуки так новы и таинственны. Разве только один Уистлер смог передать ночной мираж, далекий от земного. Кругом одна вода, темная, небо еще черней и слабо освещены силуэты невиданных еще зданий. Утро сгонит ночное видение, и многое станет давно знакомым по репродукциям, но никакие увражи[191] не смогут передать подавляющего впечатления от лучшего куска старой царицы Адриатики — Пьяцетты[192].

Венеция. Площадь Святого Марка. Фото конца XIX в.

Спешишь утром на эту площадь, большую, квадратную, обстроенную произведениями эпохи расцвета Ренессанса. Библиотека Сансовино, где под аркадой магазины с фотографиями, мозаичными изделиями дурного вкуса, всяким вздором, почему-то необходимым для чемоданов путешественников. Высоко сторожит город Кампанила[193], ее я видел еще раньше, и тогда ее стены XV в. еще не рассыпались от осадки, а внизу у подножья этого квадратного столба колокольни была еще цела очаровательная лоджетта[194], мраморная, миниатюрная работы Сансовино, навсегда погребенная под камнями рухнувшей Кампанилы (теперь Кампанила восстановлена). Но глаз всегда останавливается на завершении площади: Соборе Святого Марка! Эта церковь дивная, выстроена в IX в. мастерами из Далмации. Старая легенда лежит под постаревшими плитами осевшего здания. Лев Св[ятого] Марка неотступно всегда перед вами: и над входом в церковь, и над соседним порталом Дворца Дожей, и на высокой колонне также бронзовая фигура твердо опустила лапу на раскрытую книгу с надписью: [ «Pax tibi Marce, evangelista meus»[195]], а на другой (парной) колонне патрон города, Св[ятой] Теодор, попирает крокодила.

Теперь бесстрашно можно пройти между этими двумя вещими столбами[196]. <Существовало поверье: прошедший между колонн, обречен на гибель>[197]. Вспоминается дож Марино Фальеро, здесь обезглавленный. Прямо вода широкого Большого [канала], и опять вдали очарование: произведение Лонгена — церковь [Санта Мария деле Салюте][198] поднимается из воды, за ней островок с высокой, чисто венецианской колоколенкой Джудекка[199], и дальше опять вода лагуны с тонкой полоской железнодорожной дамбы и мостом, едва поднимающимся над гладью серой воды.

У набережной — гондолы, их черные носовые завершения («стрелы») едва колышатся, и гондольеры дремлют на ступенях под утренним теплым солнцем. Непередаваемое очарование, истома, летаргия. Тишину Пьяццы покрывает гульканье голубей. Над входом базилики Св[ятого] Марка цветистая мозаика Тинторетто зовет внутрь.

Тихий час, утренним светом сияет позолота мозаик, с патиной на фонах и на примитивных фигурах. Все стены в мозаике, но не чувствуешь ее изобилия — так слилась она с плоскостью стен и так гармонична в своих красках спокойных, блеклых теперь и умиротворенных. Вот также слитны с архитектурой были наши чудесные фрески Спаса Нередицы в Новгороде[200], так безумно погубленной фашистской немецкой ордой. Пол базилики с мраморной мозаикой местами осел, заметные ямины. <Заходит женщина, опустится на одно колено, перекрестится и спешит с корзинкой за рыбой на Риальто. Вялой походкой прошел священник в сакристию>[201]. «Pax tibi Marce, evangelista meus». И редкое явление: шатающаяся толпа путешественников-англичан с крикливым гидом, войдет и быстро исчезнет>[202]. Службы нет, и не нужно ее, даже звуки органа здесь неуместны. Не для молитвенных настроений теперь эта церковь, а для созерцания красоты вечного искусства. Прощаешь новенькие резные скамьи и позднего Ренессанса аналои и люстры — все это меркнет под излучающимся золотистым сияньем легкого полумрака церкви.

Венеция. Улица Ботиселла. Фото конца XIX в.