Записки краеведа Кердика, естествоиспытателя Фантазии

Всё очень просто: Солнце — редкий гость в этих краях; любимая же присказка хладичей: «И стало теплее…» (ибо даже выглянувший из-за хмурых туч лучик радует их глаз).

Что же до формы правления, то Хладь являет собой уникальный пример эксперимента с властью в отдельно взятой стране: когда-то это была диархия — правили князь Древомир и его брат; после Древомир сместил родного брата и княжить стал единолично, единовластно. В Смутное время самодержавие сменилось на плутократию, ибо страна, находясь в руинах, заполонялась мародёрами. Одновременно с этим бежавший на север Древомир стал управлять остатками своих земель, остатками своей разбитой наголо армии посредством анализа снов — очевидно, сомнократию трусливый князь перенял от некоторых властителей дальнего Востока. И снова двоевластие: племянник Древомира, ставленник номадинов Вранолис Сребролюб вернулся к магократии, творя беспрецедентные вещи. Так продолжалось до тех пор, пока не восстал на троне хранитель руин Годомир Лютояр…

Вдоволь налюбовавшись Златоградом, я, не доходя до Бездонной впадины, посетил замок Ветроград и деревню Новофеевку. Будучи в последней, я, к своему изумлению, застал всех жителей несколько… В общем, единственным трезвым человеком в этой деревне оказался друид — он и опоил своих односельчан дурманящим зельем потехи ради.

— Тяжек мой путь, — изъяснялся на славице18 отшельник, маг и волшебник, — но иногда я себя так развлекаю.

Друид насыпал мне в карман несколько драгоценных камней и пробирок с жидкостями, разглядев во мне собирателя не только всего духовного, но и материального; теперь в моей коллекции помимо уже имеющегося вечнолёда будут такие металлы и неметаллы, как слюда, элизиум, магнезия, бетоний, чугуний, магистерий19, мор, поганец, обсидиан, драконит, метеорит, красная ртуть, мифрил, тантрил и наноксил. В другой мой карман аскет вложил немного целебных кустрав — а именно свежесобранные цветки сивача и мелиссы лекарственной.

Вскоре я покинул хладские земли, двинувшись на юго-запад, в сторону пустыни Номадистан — да, так же называется и владение кочевников в том регионе. Однако, выбрав кратчайший путь, я выбрал путь наитруднейший: вот, под пронизывающим меня насквозь холодным ветром я плетусь по каменистой пустыне, где не растёт ни единого цветка, а мои сбитые в кровь ноги уже не слушаются меня — и мне ничего не остаётся, кроме как сделать привал, рискуя простудиться, ибо Солнце ещё не прогрело эти богом забытые камни. Камни, камни, камни… Тысячи их! Самые разные, от мелкой гальки (что говорило в пользу того, что некогда тут плескалось море или был какой другой водоём) до гигантских валунов. И лишь ветер, ветер был единственным их каменотёсом; единственным брадобреем и парикмахером. Некоторые из этих камней были гладкими, как локоть человека; другие — ужасно изрезанными, с многочисленными трещинами в них. И вот: не трещины уже это, но глубокие морщины, ибо камни эти видели то, чего не видели даже самые первые люди Фантазии…

Впереди, где-то там горизонте маячил силуэт Ордабада — колоссальных размеров каменного городища… Который, к моему удивлению, оказался столь же одиноким, как и я — сия крепость была давно заброшена, разрушена, разграблена! Я стоял, глядя на всё это и не веря своим глазам, а мимо меня очень низко и очень быстро проносились тучи. И вот: уже не тучи, но целые эпохи проносятся мимо меня! А сам я, сделавшись очень маленьким, смотрю на этот дивный мир с очень большой высоты, но вижу всё отчётливо, и даже без очков…

Оставив Ордабад далеко позади, у Поющего бархана я повстречал одного очень набожного дервиша, который дал мне инструкции по нанесению физического и ментального урона всевозможным големам, дэвам и дивам — и если первые являлись своего рода ожившим песком, управляемым специально обученными колдунами и чародеями, то последние два подвида единого зла являлись родственниками циклопов. Но если «наши» великаны были, как правило, глупы и даже обладали ярко выраженной деменцией, скудоумием, то и дэвы, и дивы были не так просты, а ещё — ужасно хитры. Как говориться, их не обдуришь! Но про себя я надеялся, что уж с ними-то не встречусь никогда. На кой я им сдался-то? Кожа да кости. Это раньше я, разжирев на казённых харчах, не влезал ни в одни двери — но после первого же моего путешествия…

И тут я вдруг прикрыл себе рот: какими бы ни были мои мысли, но я пришёл к выводу, что мой идеальный литературный язык несколько выветрился! Слишком часто я стал прибегать к жаргону, к сленгу — что не есть хорошо (особенно для такого учёного мужа, как я). Вот что значит, всю жизнь читать книги, а потом раз — и очутиться среди простых смертных, которые… Ну да ладно.