Записки кукловода

Я, действительно, начинаю сердиться и оттого теряю внимание собеседника. Отвлеченные рассуждения — неблагодарная материя. Куклы любят, чтобы разговор шел о них самих, причем желательно с максимальной конкретностью. Во всех остальных случаях они быстро начинают скучать. К несчастью, я слишком поздно замечаю, что Шайя уже утратил интерес к теме и принялся вертеть головой по сторонам.

— Эй! — он вдруг тыкает в спину полосатой футболке. — А ну-ка, стой, черный человек! Кто тебя приставил за мной следить? Ты кто?

Полосатый немедленно оборачивается и отвечает. Он делает это так быстро, что я просто не успеваю среагировать.

— Акива… — отвечает полосатый. — Меня зовут Акива. Я давно хочу с вами поговорить, но все не решаюсь.

Вот и все. Теперь у него есть имя. Теперь момент упущен, ничего не попишешь. Вот так: стоит немножко увлечься и… Самостоятельность кукол поражает воображение. Я вздыхаю и принимаюсь за проработку деталей. По-моему, я уже где-то упоминал, что он среднего роста. А может, и не упоминал — сейчас это не столь важно. Статисты всегда среднего роста, на то они и статисты. А вот персонажи — нет. У них даже средний рост не вполне среден. Так что, пусть этот непрошенный Акива будет выше среднего, ладно? Выше среднего, худ, сутуловат, давно не стрижен, а когда был стрижен, то кое-как, на скорую и неумелую руку. Смиренно улыбаясь, он переминается там, где застиг его Шайин вопрос, переминается с полным пивным стаканом в руке, и весь его нескладный вид выражает извинение за ненароком причиненное беспокойство.

— Ну и?.. — неприветливо вопрошает Шайя. — Что ты встал, как Каменный Гость? Хотел поговорить — говори.

Сутулый Акива отводит с лица прядь волос. Волосы у него легкие и спутанные, как пересохшая пакля.

— Пойдемте лучше за столик, если вам не трудно. Тут как-то неудобно. Я вас очень прошу.

Шайя кривится, морщит лоб. Сначала он хочет послать это нелепое чучело ко всем чертям, но затем утыкается взглядом в пивной стакан и меняет решение.

— Ладно, — говорит он. — Хрен с тобой. За столик, так за столик. Только возьми еще пива, чтоб лишний раз не ходить.

Гена облегченно вздыхает. Глядя, как Шайя нетвердой походкой идет через зал, он цедит в стакан пиво и подмигивает незнакомому сутулому клиенту:

— Вообще-то он нормальный мужик, но в последнее время… Вы ведь его проводите домой, не бросите? Он здесь недалеко живет: вверх по бульвару и…

— Я знаю, спасибо, — кивает сутулый. — Конечно, не брошу.

Он берет стаканы, и ловкая тряпка бармена тут же смахивает две мокрые неопрятные окружности с блестящей поверхности стойки. Вот и все. Нет следа, значит и не было ничего. Ни стаканов, ни Шайи, ни дурного непонятного разговора. «Летает по прямой…» — надо же такое придумать! Вот он, Гена, к примеру, вообще никак не летает. Он стоит и время от времени наливает, и к каким бы то ни было полетам не имеет никакого отношения. Так что? Отчего-то ему вдруг хочется зажечь сигарету, хотя курить Гена бросил уже очень давно — с того момента, как встал за стойку. Нет у бармена времени на перекуры… и на полеты тоже. «По прямой!..» Это ж надо… Гена еще раз проводит тряпкой по стойке и щурится на ее безупречную чистоту.

— Простите, — говорит сутулый Акива, ставя стаканы на стол. — Вот пиво.

Шайя сидит, положив голову на руки. Глаза у него закрыты; он то ли спит, то ли просто ленится жить. Впрочем, известие о подоспевшем пиве таинственным образом добавляет ему жизненных сил.

— Что ты все извиняешься? — брюзгливо интересуется он и отхлебывает. — Все равно не прощу, сколько ни извиняйся. Ты кто?

Акива нерешительно подергивает спутанную паклю волос по обеим сторонам узкого треугольного лица. Акива вздыхает.