Записки летчика-наблюдателя

Во всяком случае, Снегов и по его поручению я не раз говорили об этом с Лапсой и Ольгой. Она соглашалась с нашими доводами, что нельзя давать волю своим настроениям, что война есть война. Все это она понимала, но, соглашаясь с нами, плакала... И если ничего не говорила потом мужу, то своим печальным видом еще больше расстраивала его.

Придя к Лапсе с очередным заданием на полет, я сообщил ему об этом по секрету. Ей же сказал, что поступили новые приказы начальника авиации 11-й армии и что необходимо зайти сейчас в канцелярию ознакомиться с ними. Ольга как будто поверила этому.

Подготовив все данные для полета, я и Лапса отправились на аэродром. "Фарман-30" уже был готов к вылету. Через несколько минут мы были в воздухе. За деревней Солодники шел бой. Нам следовало установить наличие резервов противника.

В эти последние дни 1919 года белые медленно отходили под нажимом частей Южной Царицынской ударной группы войск 11-й армии. Деникинские войска отступали по всему фронту.

Погода не благоприятствовала полету. Когда мы приблизились к деревне Солодники, небо было покрыто сплошной облачностью, нижний край которой не превышал, как нам казалось, 200-300 метров. Лапса решил лететь ниже облаков. "Фарман" начал снижаться. Видимо, Лапса намеревался проникнуть в тыл противника на малой высоте. Решение это было смелым, но очень опасным. Нас легко могли сбить с земли винтовочным и пулеметным огнем. Но иного выхода не было. Эти мысли пронеслись у меня в голове, когда самолет снижался. У нас в отряде уже сложилась к тому времени традиция: возвращаться на аэродром, только успешно выполнив боевое задание.

Прекратив снижение, Лапса повел самолет в редком тумане, стараясь не терять из виду едва просматриваемую сверху землю. Опускаться еще ниже он опасался, и так мы летели на высоте примерно метров пятидесяти. Я напряженно следил за землей, ожидая увидеть слева дорогу с телеграфными столбами, а справа - берег Волги. Но ни того, ни другого не было видно. По расчету перед нами должна уже быть деревня Солодники, но ее все не было. Видимость ухудшалась. Мы летели на высоте всего 25 метров. Под нами была пустая степь: ни людей, ни жилья, ни дорог - ничего. Все куда-то исчезло. А над нами сплошной белый полог облаков.

- Где мы? - кричит мне Лапса. Поднимаюсь с сиденья и кричу ему в наушник шлема:

- Не знаю!

Вот на курсе нашего полета неожиданно появилась одинокая хата и журавль над колодцем, через который мы едва успеваем "перепрыгнуть". Пронеслись под нами четыре - пять всадников, и опять пустынная степь.

- Надо возвращаться в свое расположение, - кричу я Лапсе.

- А где восток? - спрашивает он меня.

В самом деле, где восток? Компаса у нас на самолете нет. Солнце мы не видим. Как узнать направление стран света? Если бы увидеть на земле церковь, то страны света легко определяются по расположению ее входа (с запада) и алтаря (восточная часть церкви). Можно определить в полете основные направления по берегам реки, так как западный берег выше восточного. Но мы ничего не видели, кроме припудренной снегом степи. Что же делать? Может быть, мы летим в сторону расположения противника и пролетим в этом направлении столько времени, что на возвращение не хватит бензина? У меня возникает мысль: пробить облачность, чтобы восстановить ориентировку при помощи солнца. Кричу об этом в ухо Лапсе. Но тот раздраженно отвечает:

- Не могу!

Он прав, думаю. Пробить облачность, да еще снизу вверх, на "Фармане-30" - дело явно безнадежное, оно может закончиться только нашей гибелью. Летим и летим... Лапса несколько раз меняет направление, но отовсюду на нас несется по-прежнему пустынная степь. Есть от чего прийти в отчаяние! Где же мы в конце концов? После многократных попыток и проверок я убедился, что мы летим немного вправо от направления на солнце, то есть почти правильно на юг. Крикнув летчику, чтобы тот не менял направления полета, я стал наблюдать за степью, отыскивая на ней что-либо, что помогло бы нам ориентироваться при повороте самолета на 180°. Скоро замеченная мною полоска более темной земли, идущая параллельно направлению полета, помогла летчику развернуть самолет. Лапса старался выдержать это направление. Ему казалось, что он порой забирал влево или вправо. В общем, наш самолет летел по "пьяному маршруту", вихлял то в одну, то в другую сторону, но все же держал курс на север. Вот наконец под нами промелькнула дорога с телеграфными столбами, а вслед за ней, меньше чем через минуту, и берег Волги. Тотчас же Лапса повернул направо. Не прошло и четверти часа, как мы вышли из тумана, пролетев не замеченную нами деревню Солодники. Не выполнив задания, мы возвратились на свой аэродром. Было досадно, что все так случилось. Невольно сам себе задавал вопрос: все ли было сделано, чтобы добыть сведения о противнике, пусть даже в такую плохую погоду? И ответ был один: нет, не все.

Ни командир, ни комиссар отряда замечаний нам не сделали. Но Витьевский многозначительно посмотрел на меня и Лапсу и укоризненно покачал головой.