Записки майора Томпсона. Некий господин Бло

Он придерживается умеренных взглядов, его революционный дух выражается лишь в том, что он голосует за радикалов и в крайнем случае, если он в очень скверном настроении, — за радикал-социалистов. Но он голосует. У него есть свой депутат. Депутат, который как раз в то время, когда автобус проходит мимо палаты депутатов, возможно, взывает к незыблемым принципам 1789 года и Декларации прав человека. Однако мсье Топен в них не верит, больше уже не верит. Он считает, что человек неузнаваемо меняется с той самой минуты, как только займет свое место в числе шестисот депутатов. Возможно, он и прав. Во всяком случае, ясно, что он смотрит на своих представителей в палате не слишком доброжелательно, примерно так же, как мы поглядываем на самозванца, не прошедшего курс наук в Итоне, но осмелившегося повязать черный галстук в тоненькую голубую полоску. По лицам других пассажиров автобуса можно понять, что они думают то же, что и мсье Топен. Трудно поверить, что именно эти пассажиры автобуса послали в палату депутатов людей, которые сейчас там заседают. Кажется, что они живут с ними на разных планетах.

Общее мнение обычно выражает какой-нибудь господин с орденом в петлице.

— Нам не хватает сильного человека, который сумел бы там навести порядок, разогнал бы метлой!

Можно подумать, что эти люди мечтают о диктатуре. Как бы не так! Стоит появиться на горизонте сильному человеку, стоит ему заговорить о реформе парламентской системы, о необходимости установить дисциплину и навести порядок, и тут же окажется, что на одного довольного — тысяча недовольных. Кричат о тирании. Клеймят измену. Республика в опасности: они не пройдут! Взывают к 1789 году, и теперь эта дата не вызывает и тени улыбки на лице мсье Топена, напротив, оно становится строгим.

Беспристрастный обозреватель мог бы решить, что превыше всего французы ставят всеобщее избирательное право, изъявление воли народа, республиканские институты, одним словом — палату депутатов. Но стоит проехать в автобусе… (Смотри выше).

* * *

После всего сказанного становится понятным, как трудно управлять Францией, — власть ускользает здесь из рук, едва ее заполучишь. И все же иностранцы не правы, когда они слишком сурово судят французов, упрекая их в непостоянстве. По-моему, именно в этом непостоянстве — доказательство здоровья нации. Многие страны, потеряв правительство, теряют голову. Французы же, которые действительно могли бы потерять голову из-за своих правительств, отличаются неоспоримым достоинством — в подобных ситуациях сохранять ее ясной. Пример, без сомнения, единственный в мире: Франция обладает настолько крепким и здоровым телом, что может прожить без головы один месяц из четырех. Если у нас в Англии правительство — необходимость, во Франции — это роскошь, которую она может себе позволить несколько раз в году, благодаря надежному административному аппарату и знаменитому здравому смыслу, он-то и помогает этой удивительной нации не терять равновесия, вступая на самый рискованный путь.

Глава II Чудесная страна недоверчивости… и легковерия

Французы абсолютно уверены в том, что весь мир не спускает с них глаз. Во всяком случае, так утверждают их газеты, которые при малейшем осложнении в стране сразу же начинают кричать: «Иностранцы неустанно следят за каждым нашим шагом». Лично мне не так уже часто приходилось, взобравшись до восхода солнца на прибрежные скалы Дувра, наблюдать в подзорную трубу, как встают французы[14]. По-моему, это просто нескромно, Well…[15] Я, конечно, допускаю, что на свете действительно существуют проклятые иностранцы, которые посвящают этому свой досуг.

Я попытался себе представить, как мог бы выглядеть этот сгорающий от любопытства иностранец. И вдруг он приснился мне во сне (хотя сны я вижу очень редко): одной ногой он стоял в Кремле, другой — в лондонском Сити, голова у него была английского образца, желудок — русского, инстинкты — чисто немецкие, портфель в руках — американский, память забита воспоминаниями о Ватерлоо и Седанах, и он выслеживал беззащитную прелестную Францию своим недобрым международным оком…

Французы убеждены в том, что они никому не желают зла. Англичане высокомерны, американцы стремятся господствовать, немцы садисты, итальянцы неуловимы, русские непостижимы, швейцарцы — швейцарцы. И только французы удивительно милы. А их обижают.

Для Франции характерны две ситуации. Она ослепляет весь мир блеском своего величия (территориальные завоевания, расцвет искусства и литературы и т. д.). Таковы великие героические эпохи блистательной Франции.

Или же она страдает под игом захватчиков: тогда ее терзают, попирают, распинают на кресте. Таковы великие героические эпохи униженной Франции.

Блистательные эпохи льстят национальной гордости французов, импонируют их стремлению к величию. В каждом из них сидит Наполеон. В унижении Франции они черпают живительные силы для возрождения страны. В каждом из них сидит Жанна д'Арк.