Записки Мегрэ. Первое дело Мегрэ. Петерс Латыш

Однако между полицейским и преступником почти всегда устанавливается некая душевная связь, если, конечно, задержанный – не бесчувственное животное. Вероятно, это объясняется тем, что они оба в течение нескольких недель, а то и месяцев занимаются исключительно друг другом.

Следователь старается как можно глубже проникнуть в прошлое обвиняемого, восстановить ход его мыслей, предвидеть малейшие реакции.

И тот, и другой в этой партии ставят на кон свои жизни. И когда они наконец встречаются, то происходит это при достаточно трагических обстоятельствах, которые растапливают вежливое равнодушие, царящее в повседневной жизни в отношениях между людьми.

Случалось, что инспекторы, с трудом поймав преступника, проникались к нему симпатией, навещали в тюрьме и морально поддерживали вплоть до казни.

Это отчасти объясняет поведение обоих мужчин, когда они остались вдвоем в комнате. Хозяин отеля снабдил их переносной печкой, топившейся углем, и чайником, в котором уже закипала вода. Рядом, между двумя стаканами и сахарницей, возвышалась большая бутылка рома.

Они оба замерзли. Кутаясь в позаимствованные халаты, они тянулись к этой печурке, которая была слишком мала, чтобы их согреть.

В позах обоих была та казарменная небрежность, то безразличие к своему внешнему виду, какое возникает лишь между мужчинами, временно перестающими обращать внимание на социальные условности.

Возможно, дело было в холоде? Или в одновременно навалившейся на них усталости?

Ведь игра была закончена! Это было понятно без слов.

Поэтому они сидели, каждый на своем стуле, протягивали руки к теплу и рассеянно глядели на эту синюю эмалированную печку, которая была для них чем-то вроде связующего звена.

Латыш взял бутылку рома и четкими, уверенными движениями приготовил грог.

Выпив несколько глотков, Мегрэ спросил:

– Вы ведь хотели ее убить?

Ответ прозвучал быстро, с той же естественностью:

– Я не смог.

Но при этом все лицо мужчины начало судорожно подергиваться: видимо, такое бывало с ним часто.

Он быстро-быстро моргал, его губы перекашивались в сторону, то и дело вздрагивали ноздри.

Волевое и умное лицо Петерса постепенно исчезало.

Его место заняло лицо русского бродяги с натянутыми нервами, за движениями которого Мегрэ предпочел не следить.

Поэтому он не заметил, как рука его спутника схватила бутылку рома. Он налил себе полный стакан, залпом осушил, и его глаза начали блестеть.

– Петерс был ее мужем? Ведь он и Олаф Сваан – одно лицо, не так ли?

Латыш вскочил со стула, не в силах усидеть на месте, поискал взглядом сигареты, не нашел их и страдальчески поморщился. Проходя мимо стола, на котором стояла печка, он налил себе еще рома.

– Начинать следует не с этого! – заявил он.

Затем, глядя прямо в лицо комиссару, добавил:

– Впрочем, вы ведь знаете все. Или почти все?

– Два брата из Пскова. Близнецы, надо полагать? Вы – Ганс, тот, кто смотрел на другого брата с восхищением и покорностью…

– Еще когда мы были совсем маленькими, он уже любил обращаться со мной, как со слугой. И не только наедине, но и при товарищах. Он называл меня даже не «слугой», а «рабом». Он заметил, что мне это доставляет удовольствие… Ведь мне действительно это было приятно, до сих пор не понимаю почему. Я смотрел на мир его глазами. Я бы умер за него. Позднее, когда…

– Позднее, когда?..

Подергивания. Частое моргание. Глоток рома.

Он пожал плечами, словно говоря: «Какая теперь разница…»

И подавленно продолжил:

– Позднее, когда я полюбил женщину, думаю, что и тогда я не был способен на такую самоотверженность. Я любил Петерса… как не знаю кого! Я дрался с приятелями, которые не хотели признавать его превосходства, но оттого, что был самым слабым, постоянно получал удары, ощущая при этом нечто, похожее на ликование.

– Подобные отношения нередки среди близнецов, – заметил Мегрэ, готовя себе второй грог. – Подождите секунду.

Он подошел к двери, крикнул Леону, чтобы тот принес ему трубку, которая осталась в его одежде, а также табак. Латыш добавил:

– Будьте добры, и сигарет для меня.

– И сигарет, хозяин!

Мегрэ сел на место. Оба в молчании ждали, пока служанка все принесет и удалится.

– Вы вместе учились в университете Тарту, – продолжил Мегрэ.

Латыш не мог ни сидеть, ни стоять на одном месте. Он курил, впиваясь зубами в сигарету, сплевывая крошки табака, нервно расхаживал по комнате, время от времени хватая вазу на камине и передвигая ее на другое место; голос его звучал все более возбужденно.

– Да, именно отсюда следует начать! Мой брат был лучшим учеником. Все учителя возились с ним. Студенты подчинялись его авторитету. До такой степени, что выбрали его президентом «Угалы», несмотря на юный возраст.

Мы пили много пива в тавернах. Особенно я! Не знаю почему, но я рано пристрастился к алкоголю. Причин вроде не было. Но пью я все время, сколько себя помню.

Думаю, дело в том, что после нескольких бокалов я представлял мир по-своему, я играл в нем блестящую роль…