Записки Мегрэ. Первое дело Мегрэ. Петерс Латыш

Комиссар был красивым мужчиной, очень породистым, и его можно было увидеть на всех светских мероприятиях, поскольку он женился на одной из самых богатых наследниц Парижа. Возможно, именно поэтому, несмотря на свой образ жизни, он заставлял себя регулярно работать. Его веки были покрыты тонкими морщинками, глубокие «гусиные лапки» залегли вокруг глаз, и, возможно, этой ночью, как и многими другими ночами, он спал не больше Мегрэ.

– Позовите Бессона.

Это был единственный инспектор, который остался в комиссариате, пока продолжался королевский визит.

– У меня для вас небольшое задание, старина Бессон.

Он переписал на листок бумаги имя и адрес флейтиста Жюстена Минара.

– Соберите-ка мне информацию об этом господине. Чем быстрее, тем лучше.

Бессон взглянул на адрес, обрадовался, что это находится в пределах Парижа, и пообещал:

– Уже бегу, шеф.

Оставшись вдвоем с Мегрэ, комиссар едва заметно улыбнулся и вполголоса произнес:

– Ну вот. Думаю, пока это единственное, что мы можем сделать.

Сидя за своим черным столом, Мегрэ впервые за все время чувствовал невероятное раздражение, просматривая замусоленные бумаги, выслушивая жалобы консьержей и объяснения уличных торговцев.

В голову ему приходили самые радикальные решения – например, немедленно подать заявление об отставке.

Значит, по мнению комиссара, единственное, что возможно сделать, – это собрать сведения о флейтисте! Почему бы сразу не арестовать его и не выбить нужные показания?

Мегрэ также мог бы позвонить «большому боссу» или отправиться к нему на прием, поскольку он был лично знаком с Ксавье Гишаром, начальником сыскной полиции. Тот часто проводил отпуск неподалеку от родной деревни Мегрэ в Аллье и когда-то дружил с его отцом.

Он не то чтобы покровительствовал Мегрэ, но незаметно наблюдал за ним издалека – или, точнее, сверху – и, судя по всему, именно он в течение четырех лет без конца переводил Мегрэ из отдела в отдел, чтобы тот быстрее разобрался во всех тонкостях профессии полицейского.

«Минар – не сумасшедший. И он не был пьян. Он видел, как распахнулось окно. Он слышал выстрел. А я собственными глазами видел масляные пятна на мостовой».

Он все это выскажет, не выбирая выражений. И потребует…

Неожиданно в его голове родилась одна мысль, и он вышел из комнаты, спустился на три ступеньки и вошел в дежурку, где полицейские в форме играли в карты.

– Скажите, бригадир, все дежурившие ночью сдали свои рапорты?

– Нет, еще не все.

– Мне нужно, чтобы вы задали им один вопрос. Видел ли кто-нибудь из них в нашем квартале «Дион-Бутон» между полуночью и двумя часами? На водителе была серая кожаная куртка и большие очки. Сидел ли еще кто-нибудь в машине, неизвестно.

Тем хуже для комиссара! «Любое начатое расследование или наблюдение…»

Он прекрасно изучил теорию. В сущности, следствие ведет он, будь то Бальтазар или не Бальтазар.

К полудню его стало клонить в сон, но время обеда еще не подошло. В глазах словно застрял песок. Он по два раза задавал посетителям один и тот же вопрос.

Вернулся Бессон, от усов которого пахнуло абсентом, наводя на мысль о прохладном бистро или рассеянном свете террасы какого-нибудь кафе на бульваре.

– Шеф у себя?

Тот уже уехал, и Бессон сел составлять свой рапорт.

– Бедолага! – вздохнул он.

– Кто?

– Музыкант.

И Бессон, пышущий здоровьем мужчина с нежной, сияющей кожей лица, продолжил:

– Во-первых, у него туберкулез, а в этом веселого мало. Уже два года его пытаются отправить дышать горным воздухом, но он ничего и слышать не желает.

Со стороны площади Сен-Жорж раздался стук копыт. Утром у Дома инвалидов состоялось торжественное построение, и теперь войсковые части различных казарм возвращались в свои кварталы. Город по-прежнему был взбудоражен: знамена, мундиры, военные оркестры, разряженные важные особы, торопящиеся к Елисейскому дворцу, где их ждал большой официальный обед.

– Они живут в двухкомнатной квартире с окнами во двор, на шестом этаже без лифта.

– Вы к ним поднимались?

– Нет, поболтал с угольщиком, живущим в их доме, затем с консьержкой, которая оказалась моей землячкой. Каждый месяц она получает жалобы от жильцов: он целыми днями играет на флейте, распахнув окна. Консьержке он нравится. Угольщику тоже, хоть флейтист и задолжал ему за два или три месяца. Что касается его жены…

– Вы ее видели?

– Она проходила мимо, когда я сидел у консьержки. Крепкая брюнетка с огненным взором. В стиле Кармен. Не вылезает из пеньюара и стоптанных туфель, обожает таскаться по окрестным лавочкам. Ходит к гадалкам. Постоянно бранит своего мужа. Консьержка даже утверждает, что она его бьет. Вот бедняга!..

Бессон с трудом вывел несколько фраз, поскольку не был силен в составлении рапортов.

– Я сел на метро и отправился к его шефу в ресторан «Клиши». Там тоже все чисто. Он не пьет. На работу приходит за пять минут до начала. Со всеми любезен, и кассирша его обожает.

– Где он был сегодня утром?

– Не знаю. Но не дома. Консьержка мне сказала бы.