Записки мертвеца

Холода, похоже, наступили всерьёз и надолго. Снег ещё не лежит: вместо него на дорогах грязная, мокрая каша, но ещё чуть-чуть, и всё будет. Конечно, лучше и удобнее всего было бы дождаться трескучих декабрьских морозов, чтобы наверняка. Но люди в городе не смогут так долго ждать. Бог знает, как они сейчас там согреваются, при нынешних-то температурах. Электрические обогреватели теперь, наверное, на вес золота. Что будет, если все они осядут не в тех руках? Хорошо, если у части выживших такие обогреватели окажутся дома. Остальные же, у кого их нет, ринутся в магазины бытовой техники за спасением от холодной зимы. Что если там, вместо спасения, они найдут таких же ушлых пацанов, какие захватили продуктовые магазины и супермаркеты в самом начале? Контроль над базовыми благами цивилизации теперь означает безраздельную власть над людьми, у которых этих благ нет. Как по мне, так лучше уж никакой власти, чем кучка ублюдков, требующих бог знает, чего за доступ к тому, что они силой подмяли под себя. Потому, чем скорее начнётся вся наша операция, тем лучше. Хочется, чтобы мне повезло, и меня отправили куда-нибудь в мой район. Охота повстречаться с теми ребятами из Радуги и познакомить их с моим новым чёрным другом, со странной надписью на прикладе.

День 98

Сегодня меня поставили в первый в моей жизни наряд. Я заступил в патруль, и сейчас пишу эти строки прямо на улице, в свете закатного солнца. На свой участок я заступил в паре с рядовым Лопатиным — вечным патрульным. Господи, какой же он тупой… Достаточно тупой, чтобы козырять при любом удобном случае своим сроком службы и напоминать, что он-то пробыл здесь на неделю или на полторы дольше, чем я. И к присяге-то его привели раньше! И в школе-то у него военная подготовка была, и службой в армии-то он всегда интересовался, поэтому его раньше прочих стали ставить в наряды! Иногда рядом с ним становится по-настоящему тяжело. У меня и раньше случались подобия маленьких конфликтов и разногласий с сослуживцами по учебной роте, но то — ерунда. В конце концов, я всегда отдавал себе отчёт, что настоящая причина нашего конфликта с кем бы то ни было — это наша общая напряжённость от всей окружающей обстановки. Поняв, что с любым человеком, застрявшим здесь, у нас есть много общего, я стал легко сводить на нет любые конфликты. Но здесь… С этим уродом у меня нет совсем ничего общего. Он до ужаса тупой, с ним невозможно говорить вообще ни о чём. Иногда хочется ему вдарить. Желание это, правда, отшибает напрочь, едва я вспоминаю про жестокость наказания за любые формы рукоприкладства. Старков выразился предельно ясно, когда обозначил правила на этот счёт:

— Любой солдат, пойманный на рукоприкладстве, сразу же попадает в дисциплинарную роту, выход из которой нужно заслужить, — говорил он на одной из вводных поверок, много дней назад, — Весь командный состав роты, в которой было допущено рукоприкладство, получает выговор. Три выговора для командного состава будет означать зачисление в ряды дисциплинарной роты на командную должность.

Само собой, по этой причине командиры рот стремились заминать любые случаи членовредительства в своих подразделениях и не докладывать о них вышестоящему командованию. Однако по этой же причине наказание, которому подвергали рукоприкладствующих их непосредственные командиры, было на порядок строже.

Лопатин возвращается с обхода. Дальше — моя очередь прочёсывать наш километр, а значит записи придётся свернуть до завтра. Не хватало ещё, чтобы этот идиот увидел, как я пишу дневник в наряде и доложил кому-нибудь.

День 99

Исторический день, пожалуй. Сегодня полковник Старков на общем построении анонсировал, наконец, начало операции. Дисциплинарная рота и роты первого эшелона, что бы это ни значило, отправятся к границе города завтра. Первой в него войдёт дисциплинарная рота в сопровождении манёвренной боевой техники. Видимо, в виду здесь имеются всяческие бронемашины с пушками. Их задачей будет зачистить основную массу мертвяков в центре. Они, по соображением Старкова, к нынешнему моменту уже должны были стать в достаточной степени малоподвижными. Ночные холода, по его разумению, должны сначала замедлить, а после — вовсе обездвижить ходячих трупов. Если всё так, то, похоже, этой зимой люди по всей стране будут спасены: зима у нас почти везде, как известно, ужасно холодная. Но что будет с остальным миром? С теми жаркими странами, например, в которых проживает чуть ли не половина населения земного шара — а то и больше? Неужели лето теперь из поры радости и веселья превратится в самое опасное время года, когда мы будем сдерживать натиск голодных зомби из-за южных границ? Или, может быть, их мертвецы тоже когда-нибудь… вымрут? В конце концов, никакая плоть не вечна.

Ладно, рано обо всём этом думать. Да и ни к чему: не моя это забота. Что нужно сделать лично мне — так это как следует подготовиться к предстоящему походу. У Иры, кстати, с этим проблем нет: она уже давно, с самой присяги, сидит и только и ждёт возвращения в город. Из неё вышел настоящий боец.