Записки мертвеца

Стало ясно, что Ирин отец задаст ещё тысячу вопросов лишь для того, чтобы в ответе на какой-нибудь из них было, за что уцепиться: какие-то нестыковки, неясности — что-то, к чему можно было бы прикопаться, на что можно было бы опереться для того, чтобы, как следует оттолкнувшись и поднатужившись, при помощи ментальных гимнастик вновь перевернуть всё с ног на голову. Он не станет никого слушать до тех пор, пока его не положат на лопатки и не придавят хорошенько весом железобетонных аргументов и доводами непререкаемых авторитетов. Лишь тогда он будет готов сделать вид, что наша идея и ему самому изначально нравилась, просто мы, дураки, не могли ему ничего толково и внятно объяснить. Потому бесполезно нам пытаться втолковать ему что-либо сейчас. Гораздо проще будет дать ему самому услышать то сообщение по радио: желательно — в присутствии всех нас. Тогда ему будет попросту некуда деться.

— Леонид Николаевич, да вы сами лучше всё послушайте, — предложил я, — Завтра он, вроде, должен на повтор своё сегодняшнее сообщение поставить. Как проснётесь — поднимайтесь все вместе на крышу, вместе и послушаем. Я уже там вас буду ждать. Ключи вы мне выдали, закроюсь перед уходом.

И вот я здесь. Жду, пока Ира, её мать, а самое главное — отец поднимутся сюда и услышат в динамике то же, что только что слышал я. Время ещё раннее: по моим прикидкам только через три-четыре часа кто-нибудь из них проснётся, отправится чистить зубы и использует под это дело минимум половину ковша из и так иссякающих запасов питьевой воды. Стало быть, есть у меня время на то, чтобы рассказать ещё об одном дне дороги сюда.

День 36

Весь прошлый вечер и всю прошлую ночь я так и провёл в салоне автомобиля. Пытался приноровиться к рулю и к педалям, научившись водить не водя, а как бы воображая себя переключающим передачи и мчащимся навстречу ветру. Потом — читал инструкцию к парамотору, пытаясь не просто заучить её наизусть, как в школе учил стихи, но ещё и вникнуть в смысл каждого слова, каждого предложения. Удивительные возможности открываются перед человеком, когда он заперт в маленьком, тесном помещении, и под рукой у него нет ничего, кроме одной единственной книги. Мир ужимается до границ, заданных текстом на её страницах, и содержание её становится твоей вселенной, всецело поглощающей тебя и вбирающей в себя без остатка. Никаких внешних шумов и отвлекающих факторов — только ты и только этот текст перед тобой. Добавить к этому ещё и то обстоятельство, что жизнь твоя зависит от глубины понимания содержания этого текста, и я бы сказал, что нашёл идеальную педагогическую технологию для ускоренного усвоения того или иного материала: замкнутое пространство, один единственный источник информации и крайне враждебная среда снаружи, грозящая убить тебя, если ты не вдолбишь себе в голову всё, что содержится в источнике.

К ночи у меня сильно болела голова. Нестерпимо хотелось есть. Благо, я научился усмирять чувство голода: пара глотков воды, а потом — явственно представить себе руку мертвяка со старой раной от укуса, в которой живут белые личинки. На десятый день голодовки такая картина, возможно, начнёт даже казаться аппетитной и перестанет помогать как прежде, но мне не нужно было столько держаться. На следующий день я планировал достигнуть пункта назначения во что бы то ни стало.