Записки мертвеца: Часть II

Буквы были кривыми. Строчки плясали друг с другом, но всё-таки смысл письма прочитывался с первого взгляда. Как ему удалось уйти, прошмыгнув мимо всех нас — в особенности мимо Ириной мамы, дежурившей в гостиной — ума не приложу. Но факт есть факт: он сделал лучшее, что можно было сделать в его положении. И я был рад, потому что знал: после такого мы уж точно не застрянем в этой квартире. Леонид Николаевич при жизни сделал всё, чтобы мы не покинули этих стен. Но перед смертью он буквально вытолкнул нас отсюда навстречу тому, что ждало нас за горизонтом неизвестности.

Приготовлениями к отходу мы занялись уже сильно позже полудня. С собой мы взяли только самое необходимое. Не знаю, стоит ли всё это здесь перечислять. Желания у меня такого точно нет, поэтому позволю себе оставить всё это за скобками повествования. Где-то в пять машина уже была загружена и готова. Мы по большей части тоже были готовы и до некоторой степени загружены, если это слово вообще может быть уместным применительно к тому, что творилось в наших головах. Что творилось в их головах. Ира и её мать были ни живы, ни мертвы. Собираясь в дорогу, они ходили по квартире как зомби, хватаясь за всё и сразу, и делая всё в большей степени по инерции. Ира не говорила со мной, не общалась с матерью. Екатерина Дмитриевна тоже хранила молчание. Вся наша коммуникация теперь состояла из простейших вопросительных предложений и односложных ответов на них.

— Тёплых вещей возьмём?

— Ага.

— Как много?

— Не знаю.

— Зонт нужен будет?

— Наверное.

— Берём?

— Можно.

Там, на той стороне реки, нас ждала совершенно новая жизнь — именно жизнь, а не выживание, если верить рассказам диджея с Фаренгейта о тех местах, в которые они планировали направиться. Но ни малейшего энтузиазма по этому поводу никто из нас не испытывал. Ира и её мать — по понятным причинам, я — из-за того, что старался сопереживать им. Да и город покидать мне было тоскливо, несмотря на всё, что происходило на его улицах, и несмотря на то, что воздух над ним был заражён всякой гадостью с атомной электростанции, о чём я частенько забывал, и мне приходилось напоминать даже самому себе о том, почему мы не можем остаться здесь, в этой квартире. Мы ехали прочь не потому что хотели, а потому что были вынуждены. И я, садясь за руль минивэна, старался думать о том, что непременно вернусь сюда ещё раз. Когда-нибудь: в те далёкие, славные времена, когда кошмар последних дней планеты будет уже позади.

Я знал, куда нужно было ехать, но знание моё было весьма условным. Как и многие горожане, я, находясь на любой улице, всегда знал, с какой стороны находится река. Даже если я был в недрах своего района, который от центра отделяли добрые десятки километров пути — даже тогда я знал, что река — это где-то там. «Куда-то туда» мы и отправились сегодня, в пятом часу дня. «Где-то там», на юге должен был быть мост, соединявший город с пригородом и являвшийся частью большой дороги, ведущей в сторону тех самых восточных населённых пунктов, в которые и направлялась группа из Фаренгейта. Я знал, как добраться дотуда. Но понятия не имел, с чем мы столкнёмся на пути.

Машину пришлось вести мне. Я с радостью бы поменялся местами с Ириной матерью: уж у неё-то водительского опыта было побольше, чем у меня. Да только она не изъявляла желания садиться за руль. Мы ехали по улице, параллельной той, на которой Леонид Николаевич встретил своего убийцу. Она вела мимо промзон к другой большой улице, а дальше — к центральному городскому скверу. Там располагалась главная городская площадь, за обстановкой на которой всего несколько недель назад я следил с экрана телевизора. Всего несколько недель назад здесь были бои между боевой техникой, солдатами, вооружёнными стрелковым оружием, с одной стороны и полчищами заражённых горожан — с другой. Именно здесь развернулась самая жестокая бойня между армией и мертвецами в начале этого кошмара.

Едва мы выехали на перекрёсток, соединявший улицу, по которой мы двигались, с центральным проспектом, я увидел рекламный щит. Ещё одну рекламу самого растиражированного в городе охранного предприятия — Стар-К. Только теперь, помимо героически взиравшего вдаль вооружённого человека, помимо названия компании и их фирменного слогана, на щите красовались и другие слова, неровно и, видимо, в спешке написанные красной краской поверх баннера. Длинный и броский слоган Стар-К, известный наизусть любому, кто хотя бы раз в неделю включал местный телеканал и попадал на рекламный блок, перекрывало сообщение из всего-то двенадцати букв, оставленное кем-то, кто очень сильно хотел донести свою правду до тех, кто когда-нибудь проедет мимо этого рекламного щита и прочитает то, что на нём написано. «Стар-К. Спокойствие ваших границ», — гласила печать на баннере. «Старков — мразь!» — гласили кривые красные буквы поверх неё.