Записки мертвеца: Часть II

Пост-апокалиптические элементы уличного искусства на этом не исчерпывали себя. Проезжая мимо городской администрации, мимо здания, в котором в прежние времена заседал мэр, трудно было не заметить граффити, раскинувшееся почти во всю протяжённость его главного торца, обращённого к проспекту. Автор, по всей видимости, был не лучшего мнения о всенародно избранном градоначальнике, исчезнувшем с экранов телевизоров ещё раньше, чем президент. Может быть, в порыве необузданной злобы, а может — в дурмане последовавшей за вымиранием анархии и вседозволенности, автор восклицал: «Гросовский — трусливая падаль!» Слова благодарности в адрес полковника, командовавшего зачисткой города, и в адрес мэра, осуществлявшего управление городом в кризисный период, мы встречали то тут, то там. Всё это, как и прочие приметы времени, обращало на себя внимание: сожжённые дотла автомобили, здания городского центра, пережившие пожары и разграбления и смотревшие на центральный проспект пустыми чёрными глазницами выбитых окон, оторванные конечности, валявшиеся тут и там, и кровь. Асфальт проезжей части, тротуары и пешеходные дорожки были усеяны тёмными пятнами запекшейся крови, которые дожди и за полтора долгих месяца не смогли смыть, и которые, наверное, так и останутся тут в качестве напоминания о бушевавшей здесь войне с ожившими мертвецами до тех самых пор, пока не выпадет снег. Казалось, что уж где-где, а здесь, в районе центральной площади, не орудовали никакие банды мародёров и не укрывались на вторых этажах зданий те немногие, кому посчастливилось пережить всю эту мясорубку. Мы проезжали самое сердце нашего города и видели, что оно мертво.

Не знаю, смотрели ли Ира с Екатериной Дмитриевной по сторонам так же внимательно, как это делал я. Обе они ехали сзади, в пассажирском отсеке минивэна. Они говорили о чём-то друг с другом, но я не слышал, о чём. Наверное, о чём-то, что было поважнее наблюдения за картиной снаружи. Но мне, сидевшему на водительском кресле, не оставалось ничего, кроме как наблюдать. И думать. Я вспоминал, чем, если верить открытым источникам, закончилось противостояние заражённых и военных с полицией здесь, в центре. Остатки их сил вынуждены были отступить за реку, исчерпав боезапас и не справившись с натиском мертвецов. Последним местом их дислокации в городской черте было здание администрации. И если отсюда их оттеснили мертвяки, то где они все сейчас? Почему тут так пустынно и так тихо?

Я вёл очень аккуратно и старался не разгоняться лишний раз, чтобы ненароком не проглядеть какую-нибудь гадость на дороге и не пробить ею колесо. Минивэн петлял между разбросанными тут и там частями автомобилей и тем, что осталось от полицейских заграждений. Мы ехали и ехали вперёд, оставляя позади квартал за кварталом, но не встречали на нашем пути никого. Создавалось впечатление, будто все мертвецы города — или по крайней мере большая части из них — собрались там, на проспекте Второго сентября, оставив весь остальной центр в полнейшем запустении. Я даже успел на какой-то момент поверить в это и порадоваться тому, как гладко проходит наше путешествие сквозь вымерший город. Мне хотелось обернуться и поделиться радостью с Ирой и её матерью. Но тут мы подъехали к парку.

Парк аттракционов был излюбленным местом проведения досуга среди горожан. Подростки, студенты, парочки, семьи с детьми и даже праздно шатающиеся и созерцающие природную красоту пенсионеры — здесь было, чем заняться всем, а не только любителям каруселей и сладкой ваты. Мы с родителями ходили сюда, когда я был совсем ещё малышом. Мы с друзьями по средней школе частенько бывали здесь. Мы с Ирой ходили сюда постоянно, когда ещё только-только познакомились. На туристических открытках или сувенирных магнитиках на холодильник из нашего городка в качестве основной здешней достопримечательности как правило печатали либо вид на центральную площадь, либо храм, стоявший там же, неподалёку, либо памятник человеку здесь же, монументы во славу которого есть, пожалуй, в каждом крупном населённом пункте нашей страны. Но настоящей достопримечательностью, настоящим местом безоговорочной и беззаветной любви местных был именно центральный парк аттракционов. С его огромным колесом обозрения, с его лавчонками и целыми торговыми рядами всякой всячины, с его иллюминацией и шумом играющей музыки, перекликавшимся с детским смехом и вскриками тех, кому мёртвая петля на американских горках показалась уж слишком крутым виражом.