Записки молодого человека

Как попали самолеты на другой конец аэродрома? Очевидно, это можно было объяснить только одним — была очень сильная метель с ветром, поле аэродро­ма шло наклонно в сторону того оврага, на краю которого в конце концов оказались самолеты, само­леты стояли на лыжах и были не закреплены. Ве­роятно, они сорвались с места и поехали.

А в общем, как там ни объясняй, а в ближай­шие два дня, пока их не отремонтируют, лететь на них дальше нельзя. Из-за глупейшей истории мы не могли попасть теперь в Елец без вынужденного двухсуточного сидения в Рязани. Что было делать? В экстренном утреннем сообщении говорилось, что вчера вечером нашими войсками освобожден город Михайлов. Михайлов в каких-нибудь ста километрах от Рязани, и я, посоветовавшись с ребятами, ре­шил, что чем нам сидеть здесь, лучше поехать в Михайлов, сделать хоть какой-нибудь материал, и там будет видно. На том и порешили.

Командир БАО одолжил нам полуторку и два оде­яла. Мороз был градусов тридцать пять. Мы погру­зились в полуторку — один в кабину, остальные в кузов. Иногда меняясь местами, но все равно сильно замерзнув, мы километров за семьдесят от Ря­зани застряли посреди дороги. У полуторки поле­тело сцепление, и идти дальше она не могла. Она и так плохо шла с самого начала, много раз оста­навливалась, и ко времени этой последней остановки наступил вечер. К нашей удаче, сцепление по­летело как раз на вьезде в деревню. Мы на руках откатили полуторку на обочину и пошли к ближай­шей избе. Хозяином ее оказался старик, руководи­тель местной пожарной команды, судя по его словам, активный общественный деятель, а судя по виду — порядочный хитрец. Он предложил нам заночевать у него. Избушка была крохотная, на курьих нож­ках, а из-за перегородки то и дело высовывалась голова недовольно ворчавшей бабки.

— Вот нелюбезная она у меня,— говорил старик.— Нелюбезная, и все тут. Я человек гостеприимный, ко мне кто ни приходит, я всегда рад. Водочка-то у вас есть?

Мы ответили, что водочки нет, но есть спирг.

— Ну спиртик,— бодро отозвался старик,— а у ме­ня сальце есть. Может, и картошечки найдем. Ста­руха моя нелюбезная, но это оттого, что тут одни были, она им и сальца и картошечки выставила, а они уехали и не рассчитались Вот она меня теперь все пилит и пилит. А мне что, военные люди — свои люди; не дали и не дали. А старухе обидно.

Из этих слов старика нам стало ясно, что он великолепно знает, что почем, и если мы намекнем ему, что ни в коем случае не поступим так, как те мифические военные, вызвавшие гнев бабки, а тем более, если угостим его спиртом, то у нас будет все, что нам надо,— и сало и картошка.

Так оно и вышло. Старуха сварила нам котел кар­тошки с салом, мы достали спирт и, сильно замерз­шие за день, с большим вкусом пообедали. Старик бодро выпил сначала одну рюмку, потом другую, причем пил как-то украдкой, косясь за перегородку и пришептывая: "Как бы бабка не увидела".

А что? — спросили мы его.

— Ругается, не дает употреблять.

Когда он выпил третью рюмку, бабка его все-таки застукала. Она подошла к столу, обвела нас долгим вопросительным взглядом и сказала;

— Что же вы, его потчуете, а меня нет, хозяйку-то?

Тут мы сообразили, что старик просто-напросто хотел обездолить свою старуху, скрыв от нее, что мы его угощаем спиртом. Бабушка выпила с нами и сразу перестала бубнить.

Однако как ни хороша была картошка с салом, но надо было попробовать дозвониться до БАО, чтобы вызвать на помощь другую машину. Мы решили, что сами доберемся с утра до Михайлова на какой-нибудь попутной, но с этой машиной все-таки надо было что-то делать.

Сначала мы пошли в сельсовет. Там было пусто. Стекла выбиты, внутри стоял густой морозный пар. Это была последняя деревня, до которой во время своего наступления южнее Москвы несколько дней назад дошла немецкая разведка. Она заскочила в эту деревню, убила двух милиционеров и уехала. Телефон в сельсовете стоял, но провода были обо­рваны.

Из сельсовета мы пошли в сельскую больницу. В ней был пересыльный пункт для раненых и дежурили две медсестры, совсем еще молодые девушки, пред­ложившие нам всем заночевать в домике при боль­нице. Они напоили нас чаем, завели старый грам­мофон с трубой, и мы часа два посидели, радуясь таким простым вещам, как горячий чай, граммофон­ная музыка и теплая комната. А после этого улег­лись спать вповалку на полу на нескольких сенни­ках, взятых из больницы.

Утром водитель отправился в соседнюю деревню звонить к себе в БАО, а мы забрались в попутный грузовик и через два часа доехали до Михайлова.

Михайлов был первым городом, взятым на этом направлении 10-й армией генерала Голикова. Коман­дование армии на рассвете уехало вперед, к Епифани, которая, по слухам, была взята вчера вече­ром, а здесь оставались только политотдел и часть штаба.